– Первым пойду я, – спокойно сказал Торбранд конунг.
Слова вырвались едва ли не раньше, чем их уяснило собственное сознание. И лишь шагнув на широкую каменную плиту мимо застывших, точно и впрямь окаменевших Асвальда и Хродмара, Торбранд конунг понял, что был прав. Медный Лес ждет его, а не их.
И его действительно ждали. С вершины одной из ближайших гор, прямо напротив перевала, за ними следила высокая молодая женщина в коричневом плаще, неподвижная и похожая на один из стоячих валунов. Она вышла из этих камней, и ее глазами смотрели сами камни. Ее сероватое лицо застыло, и ветер не мог пошевелить даже прядь тяжелых распущенных волос. Только взгляд жил напряженной и страстной жизнью. С вершины горы она отлично видела, как длинная лента человеческого потока переливается через вершину перевала и ползет вниз, в Пеструю долину. Издалека войско походило на исполинскую змею: отдельных фигурок нельзя было различить, и только оружие поблескивало, как чешуйки Мировой Змеи*, несущей смерть всему живому.
Где-то среди этих чешуек таился тот, кто был ей нужен. Хёрдис не могла рассмотреть его, но чутье говорило: он пришел. Последние остатки тепла своей остывающей крови она отдавала ожиданию и сейчас трепетала, как ящерка, почуявшая солнечное тепло. Он приближался, тот, кто отдаст ей назад потерянное ею.
С каждым мгновением нетерпение Хёрдис возрастало: ей хотелось соскочить со скалы и бежать туда, где среди неразличимого людского потока скрывался Торбранд конунг. Сердце дрожало в груди, кровь закипала, но Хёрдис стояла неподвижно. Она знала: стоит приблизиться с этой муравьиной реке, как муравьи станут людьми, и она заблудится среди них, как в лесу. Нужно ждать. Битва просеет их, как золотоискатель на своем деревянном лотке промывает мокрый песок. Когда поток жизни и смерти смоет и унесет простые человеческие песчинки, та единственная золотая крупинка заблестит на дне.
Если бы Хёрдис повернула голову, она увидела бы, что с севера в Пеструю долину втягивается другое войско, двигаясь навстречу первому. Оно было не таким упорядоченным и ровным, все время распадалось на отдельные кучки и отряды и напоминало скорее широкую волну, чем поток. Бросали блики наконечники копий, умбоны* щитов, начищенные бронзовые нашивки на коже доспехов. Человеческие фигурки во множестве мелькали меж деревьев, кустов и камней, казалось, что сами валуны и стволы тоже движутся, увлеченные общим потоком, что воины выходят из деревьев и камней, чтобы идти на врага, и их так много, так бесконечно много…
Впереди шли двое, и одного из них, со множеством рыжих кос, Хёрдис знала. Он нес на плече золоченое копье, ярко сверкавшее на солнце. Казалось, что рыжий поймал руками живую молнию. И он первый вышел из-за скалы и встал лицом к Ступенчатому перевалу.
На вершине перевала, где остался до конца общего спуска Арнвид Сосновая Игла со своими людьми, вдруг закричали, рог затрубил: опасность! Но и сам Торбранд, шедший впереди всех, уже увидел людей в другом конце долины. Их насчитывалось еще не так много, но первые ряды входили в долину все глубже, а темный человеческий поток за их спинами не прерывался, а лился и лился из-за скал. Мелькнуло жутковатое чувство, что он будет бесконечен, что Медный Лес так и будет изливать поток воинов, как подземный источник воду. Уж не морок ли это? Прищурившись, Торбранд различал фигуры в кожаных доспехах и грубых плащах, в меховых колпаках вместо шлемов. Лица издалека казались одинаковыми. Это свартальвы, это тролли… это ожившие камни Квиттинга!
– Не отступать! Держать! – обернувшись назад, крикнул Торбранд, и его приказ, повторяемый многими голосами, полетел по цепочке назад к вершине перевала, к Арнвиду ярлу. – Всем стоять!
«Мировая Змея», ползущая вниз, замедлила ход и постепенно остановилась; человеческая волна колебалась, как вода, медленно отстаиваясь. Хвост «змеи» задержался на вершине. Теперь фьялли и южные квитты стояли вдоль всего склона на широких каменных ступенях, один отряд над другим, и сверху смотрели на приближение врага. Весь перевал ощерился клинками, хотя прямой необходимости в них еще не было.
