О душевной скудости и душевном богатстве говорил Чуковский – и о том, как много возможностей для саморазвития дает язык, если относиться к нему с уважением. И, конечно, для тех, кто хотел начать работать над собой сразу, он давал практическое руководство: в левом столбике – как говорить нельзя, в правом – как говорить нужно. Список этот отдельно публиковался в газете и выходил приложением к некоторым изданиям «Живого как жизнь» – и до сих пор хорош для самопроверки: а так ли я говорю; примеры есть довольно заковыристые. А ведь первый такой список Чуковский составил более полувека назад для собственного пользования – когда Городецкий насчитал в его лекции 92 случая неправильного ударения. Значит, уверен был, что этот способ работает, что помогает, что с помощью такого списка можно отучиться делать ошибки и заговорить правильно.
Но не это, конечно, так привлекло к книге читателей. К этому времени о языке писали много – с точки зрения сталинской работы о языкознании и с точки зрения науки, писали с пафосом, призывали беречь и уважать – но все это было рассчитано либо на специалиста, либо вообще непонятно на кого. А Чуковский доверительно разговаривал с читателем и увлеченно рассказывал ему, какая это сложная, интересная, саморегулирующаяся система – русский язык; что действительно опасно для него, а с чем он справится сам, как новые времена обогащают и развивают его. С читателем редко беседовали так спокойно и свободно, без набивших оскомину обличений и пафосных воззваний, неназойливо пробуждая интерес и любовь к русской филологии. Книга вышла в 1962 году, и уже на следующий год Чуковский ее переработал, дополнил, расширил и выпустил вторым изданием.
В конце 1961 года маятник нерешительных хрущевских реформ вновь качнуло в сторону либерализации. В октябре на XXII съезде КПСС снова прозвучала резкая критика сталинизма, было принято решение вынести тело Сталина из мавзолея и захоронить (что и произошло 31 октября). Имя вождя пропало из названий городов, не снесенные еще его статуи подверглись сносу. Вновь стало казаться, что реформы идут неостановимо; вновь появилась надежда на перемены в литературе. Одним из свидетельств таких перемен стало присуждение Чуковскому Ленинской премии.
11 ноября 1961 года газета «Московский литератор» извещала, что Чуковский снова выдвинут на соискание главной премии страны – вместе с Николаем Асеевым, Даниилом Даниным и Валентином Катаевым. Выдвижение кандидатуры Чуковского обосновали филолог Николай Гудзий и поэт Борис Слуцкий. Гудзий напоминал: Чуковский – «один из наиболее блестящих критиков и литературоведов», «никто не сделал так много для изучения Некрасова», но упор делал на общую характеристику творчества Чуковского: «Мы формально не упоминаем о совокупности всех его работ, но каждый из нас, представляя кандидата на соискание Ленинской премии, думает об этом. То обстоятельство, что книга выдвигалась на соискание Ленинской премии в первом издании, не может служить препятствием для выдвижения этой работы снова. У К. И. Чуковского вышла за это время и вторая работа – „Люди и книги“, в которой много ценных историко-литературных изысканий, нового материала, до сих пор неизвестного».
Борис Слуцкий назвал К. И. «одним из основателей современной критики»; более того: говорил о том, что в большинстве своем его критические оценки оказались верными. «Он – один из наших лучших детских поэтов, – говорил Слуцкий, – один из наших лучших переводчиков. Он создал теорию поэтического перевода в нашей стране. Словом, за К. И. Чуковским такие заслуги, которые делают его кандидатуру чрезвычайно убедительной для комитета по Ленинским премиям».
Коллективное мнение членов секции критиков и литературоведов московского писательского союза было тем же: за плечами Чуковского – «громада труда»; «книги его всегда написаны великолепным языком, эмоциональным, остроумным, читаются с интересом и в то же время основаны на точном исследовании фактов, историчны и могут служить образцом марксистского понимания литературоведческих задач…».
