В общем, вздохнув с облегчением, я вернулась в таун, ставший мне совсем уже родным.
До окончания контракта Санни в Корее оставалось всего ничего – два месяца. Я уже и перестала надеяться, что получу визу в Америку до его отъезда. Иногда по этому поводу у меня случались истерики, и я начинала плакать ни с того ни с сего.
– Ну не плачь, – утешал меня муж. – Даже если тебе придется задержаться здесь на пару месяцев – ничего страшного. Все равно мы когда-нибудь опять будем вместе.
– А мне уже кажется, что мне никогда не дадут эту чертову визу! – возражала я сквозь слезы. – И когда я тебя снова увижу?… Я уже так устала от этих разлук!
– Ну, что поделаешь, так уж вышло, – гладил он меня по голове. – Не плачь, все образуется.
Я как могла, отвлекала себя от гнетущих мыслей: каждый день каталась на велосипеде, работала в баре, готовила Санни обеды и на велике же отвозила на базу.
Однажды, возвращаясь на «железном друге» из Кунсана домой, встретила Шпика, сидящего в тени огромного дуба:
– Привет! – поздоровалась я громко.
– О, так это ты… – на его лице было написано явное разочарование.
– А ты кого ожидал? – уточнила я.
– Да никого, просто сидел тут в тенечке, смотрю – на велике девушка едет. Я еще подумал: у кого же это такая попка красивая? А оказалось, что это ты. Вот ведь облом…
Я залилась краской смущения от такого «комплимента», но тут Шпик не выдержал и рассмеялся на весь переулок:
– Да шучу я, расслабься!
– Тьфу на тебя! А чего это ты так разочаровался, что это я? – решила я подыграть.
– Так ведь ты замужем, значит за тобой нельзя приударить.
– Так вроде и ты – женатый, – напомнила я.
– Точно! Но я уже так давно жену не видел, что, похоже, забыл, как она выглядит, – произнес он с грустью.
– Я тебя очень хорошо понимаю… Кстати, я водку русскую привезла! Помнится, кто-то хотел на спор пить…? – выпивкой я решила отвлечь нас обоих от безрадостной темы расставаний с любимыми. И не важно, что «Nemiroff» – не совсем русская водка, а вроде как даже украинская горилка. По-моему, ни для кого в мире это не имеет принципиального важного значения.
– Так чего ж ты стоишь? Неси! – оживившись, скомандовал он.
– Хорошо, скоро вернусь, – пообещала я и поехала домой.
Вернулась я через полчаса, таща пакет с бутылкой «Немирова» и банкой соленых огурчиков.
– А это еще зачем? – удивился Шон, указав пальцем на банку.
– Закуска. Выпиваешь рюмку, задержав дыхание, и откусываешь огурец, – объяснила я нехитрые правила пития «национального достояния».
– А почему именно огурец?
– Ну, не обязательно закусывать именно огурцом, просто у меня есть только они. Тут главное, чтобы это была либо кислая, либо острая еда. Так водку пить легче.
– Понятно.
Мы выпили по рюмке. Закусили.
– Ну и как? – с интересом наблюдала я за сморщенной физиономией Шпика.
– Довольно мягкая.
– А чего морщишься тогда?
– По привычке, – ответил он и рассмеялся.
Я выпила с ним еще пару рюмок и сообщила, что мне пора идти на работу.
– А как же наш спор? – уточнил он, уже слегка кося на один глаз.
– Будем считать, что я проиграла. Мне и, правда, пора. Извини.
Я ушла, хотя мне очень хотелось остаться с ним здесь: сидеть в тени дуба, разглядывая редких прохожих, и распивать привезенную водку.
Придя домой, я выпила несколько чашек крепкого кофе, чтобы прошел хмель, и пошла на работу.
На следующий день по пути в «Лос Лобос» ко мне подошел кореец – владелец соседнего клуба и по совместительству хозяин квартиры, которую арендовал Шпик:
– Это ты вчера Шону русскую водку дала? – осведомился он строго.
– Я. А что? – немного испуганно уточнила я.
– У него из-за тебя теперь большие проблемы!
Дальше понеслась корейская речь, из которой я не поняла ни слова.
Подробности я узнала от Кима, который рассказал следующее:
– Напился Шон вчера и толкнул кореянку. Та упала, после чего вызвала полицию. Заявление эта кореянка пока не оставила, но при условии, что Шон выплатит ей пять тысяч долларов.
– Ничего себе! – только и смогла «выдавить» я.
Вскоре пришел и сам Шон, но по его внешнему виду было невозможно догадаться, что накануне на нем «повис» такой долг.
