– Я этого терпеть не могу, когда мне о чем-то постоянно напоминают, – говорил он обычно. – Я и сам прекрасно все помню. А так – у меня вообще пропадает желание что-либо делать.
И как с этим бороться, я не знала.
Два раза в месяц мы с Санни ездили на выходные в Осан, прихватывая с собой «Ваню», который, кстати, буквально «сидел» на чемоданах, собранных для поездки обратно в Америку. Он начал службу в Корее на полгода раньше Санни, и его контракт уже подходил к концу. В Осане мы обычно ходили по магазинам, коих там было немереное количество, а вечерами играли в бильярд или пили пиво.
Неумолимо приближалось лето, на которое мы с мужем запланировали поездку на остров Чеджу-до, славившийся шикарными отелями, великолепными пляжами, кристально чистым морем и массой всевозможных достопримечательностей.
Новостей из консульства больше не было, и я всерьез начала волноваться.
Я периодически ездила в Сеул, чтобы напомнить там о себе, но результатов это никаких не давало. Им-то что? Им лишние эмигранты не нужны. И сотрудники консульства всеми силами старались притормозить процесс, чтобы гарантированно отсеять тех, чьи мужья не слишком сильно желали привезти свою иностранную супругу в США. Поэтому было очень важно, чтобы именно муж – сам, лично – «наседал» на консула, давая понять, что это именно ОН заинтересован в том, чтобы привезти меня в Америку, а не Я.
Я неоднократно объясняла это Санни, но ответ всегда оставался один: «Я много работаю, и у меня нет на это времени».
Оба последних месяца мы с Вероникой были «не разлей вода». Но однажды настал день и их с Джейком отъезда. Мы тепло распрощались и пообещали друг другу, что еще непременно встретимся где-нибудь в Америке «за холодцом».
Ко мне по-прежнему иногда заходила Рита, чтобы обсудить свои семейные проблемы. Я, как человек вежливый, не решалась послать ее куда подальше, но меня эти встречи лишь опустошали и выматывали: выливая на меня ушаты эмоциональной грязи, она чувствовала себя лучше, а я – так, словно из меня вычерпали все силы.
Сама я тоже время от времени наведывалась к девочкам из разных клубов, чтобы поболтать немного по-русски. На тот момент в тауне их осталось всего человек десять, а моих «старых» знакомых – и того меньше: Лариса недавно уехала обратно в Россию, а Маша (ее молчаливая подруга) осталась в тауне нелегально. Но ненадолго. Об этом хочу рассказать немного подробнее.
В какой-то момент «мамашка» их клуба решила отказаться от Маши и отправить ее в другой город, так как своей молчаливостью больших денег она все равно не приносила. Но уезжать Маша не хотела, ведь здесь у нее был бойфренд. Поэтому она решилась на «побег». И не одна, а вместе с Ирой (той самой, которая встречалась с Марком, «сусликом»-пехотинцем).
От Иры примерно в это же время хозяева тоже решили избавиться. Накануне она побывала в таком глубоком запое, что две недели не могла из него выйти. Разумеется, на работе в это время ее тоже не видели. Да-да, именно поэтому она категорически отказывалась пить, но вид при этом имела, самый что ни на есть пропитой: она просто знала, что может «сорваться».
После «побега» обе подружки жили с парнями в одной двухкомнатной квартире на четверых. Их бойфренды-пехотинцы зарабатывали так мало, что денег с трудом хватало на простую еду. Об отоплении и горячей воде для квартиры речь даже не шла.
К моменту «побега» Маша оказалась беременной. Несмотря на то, что ее бойфренд категорически возражал, ребенка она решила оставить. По этому поводу они постоянно ссорились, и вскоре бойфренд совсем перестал приходить и приносить ей еду. Самостоятельно же выходить на улицу она не могла, так как опасалась встречи с хозяином клуба. От такой «развеселой» жизни на четвертом месяце у нее случился выкидыш. На этом ее путешествие в Корею закончилось, и она вернулась в Россию.
Мне было удивительно и непонятно ее безрассудное упрямство. Нет, ну какой у нее мог родиться ребенок, если она мылась в холодной воде, питалась один раз в день и только лапшой и к тому же выпивала частенько? Лично я – не представляю. Так что выкидыш – это даже хорошо. В особенности – для не родившегося очередного потенциально несчастного ребенка.
