— Почему она им не сказала?
— Потому что соцслужба пошла бы требовать от него деньги на твое содержание, понимаешь?
Шон кивнул, как если бы он все понял, но он был в смятении. Бабушка не обращалась в соцслужбу, ее госпенсия шла ей за то, что она работала всю жизнь. Горничной. В Луизиане, откуда она была родом. Откуда была родом и его мама. Но мама приехала на север, когда была еще совсем молодой девушкой.
— Приехала на вечеринку, осталась на похороны, — сказала ему бабушка.
Иногда, к ним приходили люди, к бабушке, когда у них что-то случалось. Бросивший любовник, работа, которую они надеялись получить… такие проблемы. Бабушка, казалось, всегда знала, чего они хотели, даже прежде чем они озвучивали свою просьбу. Она говорила на иностранном языке, когда работала… вроде как французский, думал Шон, но он не мог сказать наверняка. Он знал, что это не испанский, который он слышал каждый день в школе. И она работала с корнями. Особые корни, которые она где-то доставала. Сушеные старые штуки, все переплетенные и ужасные. Но бабка умела с помощью них кое-что, так говорили люди. Некоторые люди, по крайней мере.
Другие люди говорили, что она сумасшедшая.
Школа начиналась завтра, и Шон не мог решиться. Его любимые кроссовки не изменят его статус, лежа в шкафу, но если он выйдет в них… это рискованно. Трущобы были полны бродячих банд. Они бы забрали вашу одежду через секунду, оставив вас истекать кровью на земле, если бы вы пытались их остановить. Школа была рядом, но это была бы длинная, длинная прогулка.
— Я иду на улицу, погулять, бабушка. Купить что-нибудь?
— Нет, сынок. Просто будь осторожен, слышишь?
— Да, мэм.
Шон пошел по лестнице. Всего семь пролетов, а лифт пугал его. Страшно застрять внутри и не смочь выбраться.
Он заметил мистера Барта на площадке третьего этажа. Мистер Барт был чудовищным, рост — более шести с половиной футов и более трехсот фунтов мышечной массы. Но с головой у него были проблемы, и он мог быть опасен — снести вам голову одной рукой, запросто. Хотя он никогда не мог никого поймать, его ноги не работали. Мистер Барт носил свое огромное тело в стальной клетке, от пояса до пола. У клетки было четыре резиновые ножки, как ходунки. Больница сделала такие ходунки специально для него, наверняка. Мистер Барт брался за клетку, выкидывал ее вперед, а затем перебрасывал ноги, поддерживая весь свой вес на массивных предплечьях. Его ладони были размером с телефонные книги… «желтые страницы». Его приближение было слышно за милю… как будто топал слон.
— Добрый вечер, мистер Барт, — крикнул Шон.
— Мои деньги! — рявкнул гигант, прикасаясь к кожаному мешку, накинутом на крючок, спереди его ходунков.
— Конечно, мистер Барт. Ваши деньги.
Монстр улыбнулся. Дети всегда выхватывали его маленькую сумку, просто чтобы показать, как смело они флиртовали с опасностью. Они хватали сумку, бежали вниз по лестнице, забирали несколько монет, кидали сумку и убегали. Мистер Барт никогда не мог поймать их.
Он топал следом и ронял себя на пол, чтобы подобрать свою кожаную сумку. Потом он ставил себя в вертикальное положение снова, ужасно рыча.
Все говорили, что если он когда-либо поймает одного из тех детей, он их разорвет, как мокрый Клинекс.
Шон сбежал по ступенькам, заметил Руфуса через улицу и махнул рукой.
— Что случилось, что-то дома? — поздоровался Руфус.
— Ты знаешь.
— Ну да, ты все еще носишься с этой обувью, наденешь их завтра в школу?
— Да.
— Тебе стоит это сделать, приятель. Дамы не поймут, зачем ты работал так упорно, чтобы они лежали у тебя дома, верно?
— Верно.
Они ударили по рукам, Шон почувствовал себя увереннее, рядом с другом. Молодой человек девятнадцати лет повернул за угол, одетый в разноцветную кожаную куртку с изображением бильярдного шара, черные кожаные кроссовки на ногах, с характерным красным мячом «Рибок Пампс». Он жестко посмотрел на друзей, и усмехнулся, проходя мимо развязной блатной походной.
— Уныло, он думает, что он плохой парень, раз так ходит? — сказал Шон.
— Брат, он и есть плохой парень. Это Маркус Браун, мужик. Видел его куртку? Она стоит чертову тысячу долларов в магазине.
