Ему объяснили, что на высоте, где они находятся, организму не хватает кислорода.
— Вот оно что, — удивился Новицкий. — Ну что ж, буду втягиваться постепенно. Пусть организм попривыкнет, — заявление это прозвучало до смешного серьезно.
Спустя несколько дней на станции вышел из строя гетеродин. Обычно ремонт этого сравнительно сложного прибора поручали опытным офицерам, уже не раз принимавшим участие в профилактических работах. Новицкий, никому ничего не сказав, взялся за дело сам, открыл нишу, вынул гетеродин, разобрал его, заменил лампу. Делал он все уверенно, сноровисто, словно всю жизнь ремонтировал такие приборы. Гетеродин снова заработал.
Скоро всем стало ясно, что первое впечатление было обманчиво. Бывший колхозный прицепщик, а потом тракторист, а потом курсант военного училища, а теперь вот начальник смены — специалист своего дела. И хоть никогда не расстается с шуткой, даже подурачиться может, но дело знает до тонкостей. В свободные же минуты его можно увидеть на спортивной площадке.
Топчиенко назначил Новицкого физруком.
Когда молодые, только что прибывшие на службу солдаты пытались, ссылаясь на особые высокогорные условия, обойти стороной спортивные снаряды, Новицкий им говорил:
— Физкультура в любых условиях повышает тонус человека. На себе проверил. Нам, по много часов просиживающим за экраном индикатора или у планшета, она необходима, как завтраки, обеды и ужины.
Пример самого Новицкого заражает. Теперь редко кто отлынивает от занятий. Некоторые солдаты заинтересовались боксом и уже неплохо владеют перчаткой, другие легкой атлетикой увлеклись.
Позавидуешь упорству Новицкого и в работе. Случается, кто-либо из техников нет-нет да сорвется с общего ритма работы, — не хватает терпения и выдержки. Новицкий же, словно веревками привязанный, сидит, согнувшись, с электрическим паяльником и пинцетом в руках монтирует сопротивления, конденсаторы, ламповые панели. И ни слова не проронит, только все мурлычет себе что-то под нос. Ни за что не уйдет со станции до тех пор, пока не сделает то, что наметил.
…Да, Тимчук твердо знал, что будет говорить командованию.
Вот уже год прошел с той поры, как солдаты Саша Чиглинцев и Саша Горбачев приехали на высокогорную точку и были направлены во взвод связи, который обеспечивает главным образом пункт управления.
Пункт управления недаром называют сердцем роты. Здесь обрабатывают самые различные данные о воздушной обстановке и передают их на КП части.
Чиглинцев вряд ли забудет тот день, когда он впервые пришел сюда с Горбачевым, пришел как раз в то время, когда шла напряженная боевая работа. Занятые делом, локаторщики даже не обратили внимания на двух рослых широкоплечих парней, еще не привыкших к военной форме, не сумевших «влиться» в нее. А Чиглинцев и Горбачев стояли, прижавшись к стене, и смотрели широко раскрытыми глазами на то, что происходило вокруг.
За столом на дощатом возвышении сидел сухопарый лейтенант в сдвинутой на глаза фуражке и разговаривал сразу по двум телефонам. Он называл какие-то цифры, не отрывая взгляда от огромной топографической карты, нарисованной на матовом стекле, установленном вертикально от пола до потолка в метре от противоположной стены. Несколько позже солдаты узнали, что фамилия лейтенанта — Сыров. Он был оперативным дежурным, разговаривал с оператором радара и с КП части. Огромная карта, освещенная с внутренней стороны лампами дневного света, называлась планшетом радиолокационной разведки. Здесь, как на экране панорамного кино, отображалась вся воздушная обстановка в зоне видимости радиолокационных станций роты. На одной из таких станций им только что перед этим довелось побывать, и теперь они без труда узнали в стоявшем на пункте управления за ширмой индикаторе кругового обзора собрата тех индикаторов, которые видели на станции. Экран этого выносного индикатора светился изнутри мягким палевым светом и на нем отражались электронные тени от находившихся в воздухе самолетов.
По мере полета самолетов «тени» передвигались по экрану индикатора, одновременно передвигались и черные змейки на огромном вертикальном планшете из стекла.
