И вот прошлой ночью мы с Хэлом говорили об этом, как делали уже тысячу раз, – другими словами, вспоминали все, о чем я вам рассказывал, – и мне в голову пришла мысль, от которой мороз пошел по коже. Хэл как раз отвлекся, собираясь рассказать мне об одной прочитанной им астрономической статье, где говорилось о планах запуска космического зонда к комете Галлея, которая должна была снова появиться в 1986 году, после визитов в 1834 и 1910 годах. Идея была такой: зонд опишет петлю вокруг большой внешней планеты, чтобы бумерангом вернуться к Солнцу и сравняться по скорости и траектории с кометой, когда она ворвется к нам, набирая ход. Было уже поздно задействовать для этой цели Сатурн, но идея могла бы сработать, если бы зонд обогнул Юпитер, войдя в его гравитационный колодец и вынырнув обратно.
– Хэл, – услышал я собственный голос, странно тонкий, – где находится афелий кометы Галлея, самая далекая от Солнца точка? Я знаю, что приблизительно на таком же расстоянии, как орбита Плутона, но где она на небе? Куда бы ты посмотрел, чтобы увидеть комету Галлея, когда она дальше всего от Земли? Понятно, ты не сможешь ее увидеть, даже в самый большой телескоп. Ее замерзшее ядро слишком мало для этого. Но куда бы ты посмотрел?
Знаете, нам понадобилось немало времени, чтобы определить это окольным путем, хотя у меня была прекрасная, пусть и небольшая астрономическая библиотека. Если вам необходима конкретная отправная точка, ее никогда не оказывается в тех книгах, что есть под рукой. (Мы выяснили расстояние до афелия почти сразу – 3 283 000 000 миль, но направление оставалось для нас тайной.)
Но потом из маленькой книжки Вилли Лея[188], выпущенной издательством «Макгроу-Хилл» в 1969 году, мы наконец выяснили, что перигелий кометы Галлея – точка наибольшего приближения к Солнцу – находится в Водолее. Значит, афелий нужно было искать в противоположном знаке зодиака – во Льве.
– Но это не может быть Лев, – негромко сказал я, – потому что угол наклона кометы Галлея к эклиптике равен почти восемнадцати градусам… она подлетает к Солнцу снизу – с юга от плоскости планет. Восемнадцать градусов к югу от Льва – куда это нас приведет?
Это привело нас, как быстро показала карта звездного неба, в созвездие Гидры рядом с Альфардом, Одинокой звездой. Мы с Хэлом надолго погрузились в потрясенное молчание, а тем временем мой мозг автоматически отметил, что даже медленное смещение точки, заинтересовавшей Франсуа, от южной части Девы к Альфарду, в направлении Рака, полностью совпадает с обратной орбитой кометы Галлея. Та движется по такой длинной и узкой эллиптической дорожке, что все время остается в одном квадранте относительно Земли, за исключением тех месяцев, когда облетает Солнце.
Но я буду вечно благодарен маленькой книжке Лея, указавшей мне путь, хотя в ней и обнаружилась грубая ошибка: как утверждается на странице сто двадцать два, время задержки радиосигнала до Сатурна составляет тринадцать с половиной часов, а на самом деле – примерно один час двадцать пять минут. Вероятно, в ходе вычислений запятая в десятичной дроби сдвинулась вправо. Но факт запаздывания сигнала был очень важен для следующего вопроса, который я задал, как только мы с Хэлом снова обрели способность говорить.
– Теперь понимаешь, почему Франсуа требовалось двенадцать часов для получения ответов в пятидесятом году? – спросил я, чувствуя, как подрагивает мой голос. – Так вот, комета Галлея была в афелии в сорок восьмом. Двенадцать часов – время, необходимое, чтобы принять сигнал с Плутона или с его орбиты: шесть часов туда и шесть обратно, со скоростью света. То же самое с десятью часами для ответа в тридцатом и семидесятом годах.
– Или, может быть, телепатические сигналы тоже идут со скоростью света, – тихо ответил Хэл. Затем затряс головой, словно пытался ее прочистить, и резко заявил: – Но это же нелепо! Ты сознаешь, что мы тем самым допускаем, будто комета Галлея – это своего рода космический корабль, целый мир в космосе, живой, высокоцивилизованный и компьютеризованный… И возможно, память об этом медленно возвращается к людям каждый раз, когда комета приближается к Солнцу?
