Корабль отплывает в полночь - страница 12

Но как ни странно, Джо совершенно не чувствовал боли. Происходящее напоминало схватку с призраками. Все обитатели Зала Костей, вместе взятые, оказались едва ли сильнее Джо. Наконец он почувствовал, как множество рук подхватили его, понесли к выходу и выкинули вон через вращающиеся двери. Он с размаху шлепнулся задницей на тротуар. Но даже падение не причинило боли, а показалось чем-то вроде ободряющего шлепка.

Отдышавшись, Джо ощупал себя и обнаружил, что переломов нет. Он встал и осмотрелся.

В Зале Костей было темно и тихо, как в заброшенном склепе, или на Плутоне, или на улицах спящего Айронмайна. Когда глаза привыкли к темноте, нарушаемой лишь звездами да отблесками пролетающих космических кораблей, он увидел на месте ярко освещенного входа в казино обитую железом массивную дверь с висячими замками.

И тут Джо обнаружил, что жует нечто хрустящее, откусывая от зажатого в правой руке ломтя, как видно пронесенного через все побоище. И это нечто таяло во рту, а вкус был как у хлеба, что Жена пекла для самых состоятельных клиентов. В этот самый миг в мозгу как бы проявилась фотография, запечатленная его мимолетным взглядом, когда он проносился над игорным столом. Там был ковер из пляшущих языков пламени, а за ним крайне изумленные физиономии Жены, Матери и Мистера Гатса.

И тут он догадался, что во рту у него – кусочек черепа Великого Игрока, и сразу вспомнил, как выглядели три коржа, которые Жена поставила в духовку перед его уходом.

Так вот каким чудом ей удавалось так долго удерживать его! Она давала ему иногда порезвиться и хотя бы немного почувствовать себя мужчиной, и каждый раз он, обжегшись, приползал домой.

Джо выплюнул недожеванный кусок и отшвырнул обломок черепа. И тот, подпрыгивая, покатился по мостовой, словно растерзанная головка гигантского мака.

Джо запустил руку в левый карман. Почти все лежавшие там светлые фишки раскрошились в драке, но одну, целую, ему удалось выудить, и он тщательно ощупал ее. На ней был выдавлен крест. Он поднес фишку к губам и откусил кусочек. Вкус был едва уловимый, но приятный. Джо почувствовал, что силы вновь возвращаются к нему. Проглотив остаток фишки, он ощупал свой оттопыренный карман. Ну что ж, по крайней мере, будет чем подкрепиться в пути.

Он повернулся и зашагал домой.

Только теперь выбрал длинную и извилистую дорогу, идущую вокруг света.

Комнатка была маленькой и непритязательной, но явственно ощущалось, что она излучает власть, служит центром далеко простирающейся, напряженной и чрезвычайно важной деятельности. Общий вид – гостиная, из которой поспешно вынесли почти всю мебель, – резко контрастировал с большим практичным столом, стоявшим посреди комнаты. От него в разные стороны расходились, скрываясь в полу, пучки проводов в защитной оболочке. По всей вероятности, здесь располагался временный штаб организации, выполнявшей стратегически важные задачи.

В углу сидел человек, предложивший звать его Уитлоу. Худое длинное лицо и массивный подбородок придавали незнакомцу вид упрямого, угрюмого фанатика, а не обладателя сильного характера. Он удовлетворенно потирал руки, словно чувствовал себя хозяином положения, хотя ему приходилось отвечать на вопросы, а не задавать их. Внимательные глаза блуждали по комнате, за показным добродушием угадывалась суровость. Облаченный в высокомерие, словно в адмиральский китель, глубоко внутри он был, похоже, кем-то вроде ребенка, добравшегося до спрятанных конфет и уверенного в своей безнаказанности.

Сатурни и Неддер сидели за столом, вернее, Сатурни расположился посредине, а Неддер примостился с краю, держа проворные пальцы над беззвучными клавишами разговорной машинки. Скрытый от посторонних глаз прибор подключался к панельке в центре стола, наклоненной к Сатурни.

Наружность Сатурни выдавала в нем человека целеустремленного, с хорошим аппетитом; круглая голова с массивным подбородком венчала туловище, расширявшееся вместе с его бизнесом. Недостаток хитрости он компенсировал безграничным упорством. Сатурни всю жизнь старался кого-нибудь перекричать, переиграть, переделать, обмануть и, подстегиваемый неуемной жаждой обладания, с наслаждением заставлял работать людей и деньги.