— Ерунда все это. — Я обнял ее за плечи. — Давай лучше поцелуемся.
— Ишь какой шустрый, — прищурилась Ксения.
— Просто у меня сегодня сексуальное настроение, — сказал я как бы в свое оправдание.
— Ну, тогда давай.
Мы начали целоваться. Моя рука нащупала замочек «Молнии» на черных джинсах. Я потянул его вниз. Пальцы ощутили тонкие шелковые трусики и под ними бритый лобок.
— Перестань! — резко отстранилась Ксения.
— Почему?
Не ответив, она быстро пошла к машине. Я поплелся следом. Настроение опять испортилось. Как, впрочем, и хорошая погода. Небо заволокли тучи. Стал накрапывать дождик. А когда мы поехали обратно, по крыше «кадиллака» забарабанили крупные капли. Начался настоящий ливень.
До самого города Ксения не проронила ни единого слова.
Матери дома не было. На столе лежала записка.
«Тебе звонил Журавлев. Оставил телефон…» Далее следовал номер.
Я позвонил.
— Слушай, старичок, — не здороваясь, заговорил Журавлев, — у меня к тебе срочное дело. Ты не можешь через часок подгрести к гостинице «Северной», то есть к отелю «Северный Палас»?
Я сказал, что могу, и он, не прощаясь, бросил трубку.
— Этот твой Баварин какой-то чокнутый, — с ходу затарахтел Журавлев, едва мы только встретились. — Я, конечно, понимаю, знаменитость и все такое… Но всему же есть предел! Ты думаешь, когда я его сюда привез, он пошел на фуршет?! Черта лысого! Был форменный скандал. Народ-то собрался… И я же оказался крайним. Не сумел, видите ли, подобрать ключик к великому человеку. — Он на минуту замолчал, переводя дыхание.
— А я тут при чем?
— Понимаешь, старичок, главный задумал серию передач о Баварине. И первая передача — большое интервью с мэтром. Вот он меня и послал взять это интервью. Хочет, гад, лишний раз подставить. Ведь ему отлично известно, что Баварин отшил всех журналистов, которые к нему тут подкатывали…
— А что ты от меня хочешь? — все еще не понимал я.
— Пойдем вдвоем, а?! Может, при тебе он себя по-другому поведет.
— Ладно, — согласился я, хотя очень сомневался, что при мне Баварин станет вести себя по-другому.
Мы прошли сквозь стеклянные двери, которые открылись сами собой, и оказались в просторном холле с мягкими ковровыми покрытиями, зимним садом, представительным усатым портье и двумя крепкими молодцами в пятнистых комбинезонах.
Журавлева здесь, как видно, хорошо знали. Портье вежливо улыбнулся. Крепкие ребята пожали нам руки.
— Баварин у себя? — деловито спросил Журавлев.
— У себя, у себя, — с готовностью покивал портье. — Только он никого не велел к себе пускать. «Я, — говорит, — новый шедевр обдумываю».
Журавлев презрительно фыркнул.
— Сейчас поглядим, какой он там шедевр обдумывает.
Мы вошли в лифт. Журавлев нажал кнопку последнего этажа.
— Гостиницу купил местный долларовый миллионер, — стал объяснять он по дороге. — И переоборудовал ее по европейским стандартам. А за городом, прямо в лесу, целый санаторный комплекс строит. Здесь же недавно обнаружили жутко целебный источник. Скоро у нас будет настоящий курорт.
Лифт остановился. Двери открылись.
Перед нами был узкий коридор с выкрашенными желтой краской стенами. На дощатом полу лежала потрепанная дорожка.
— Это теперь такие европейские стандарты? — спросил я.
— Да нет. Последний этаж еще не переделывали. А Баварин отказался жить в дорогом номере. «Чем выше личность, — говорит, — тем скромнее ее желания».
Мы подошли к обшарпанной двери.
— Стучи, — приказал Журавлев.
Я постучал.
— Кто там? — раздался из-за дверей недовольный голос Баварина.
Я назвал себя и сказал, что пришел узнать насчет своего сценария, как мы и договаривались. Ответа не последовало. Я толкнул дверь, мы вошли. В нос сразу же ударил резкий запах давно не проветриваемого помещения.
Это был типичный гостиничный номер: кровать, кресло, стол… Входя, я случайно поддал ногой пустую бутылку. Бутылка покатилась.
Замызганный пол был усеян окурками.
А сам Баварин — выдающийся кинорежиссер, почетный председатель, заслуженный деятель и т. д. и т. п. — валялся на кровати в мятой одежде и грязной обуви. При нашем появлении он с трудом оторвал голову от подушки и окинул нас долгим блуждающим взглядом. Лицо его было опухшим и небритым — типичное лицо алкаша в период запоя.
