Корабль дураков - страница 119

С Юстинасом Каросасом я познакомился на Форуме будущего Литвы[33] (ФБЛ). Профессор, философ, габилитированный доктор наук. Этититулы как–то сразу возвышают человека в глазах других. Он необычайно вежлив, к собеседникам обращается, прибегая к уменьшительным словечкам, поэтому, когда хочешь ему возразить, стараешься быть на него похожим, готовишься получше и, конечно, слегка подрастаешь. Но вдруг наступает момент, когда начинаешь чувствовать, что все эти старания напрасны, что достаточно нескольких резких слов, чтобы, как выражается Киркилас, прекратить свинское поведение профессора, обнажить его рафинированную лживость.

Когда пограничники стали жаловаться, что Каросас на заставе организовал свой «шелковый путь» И занялся контрабандой, я чуть не выгнал их из кабинета. Быть того не может! Профессор, доктор наук, философ, изучающий разные тонкости человеческих отношений! Как после такого смотреть в глаза своим студентам? Но, анализируя полученные материалы, я поставил рядом его дружков: непонятно каким образом получившего звание капитана соседа, бывшего председателя колхоза Г. Шмулькштиса, родного или двоюродного брата философа Б. Каросаса, бухгалтершу банка, несколько рядовых граждан и обласканного им учителя Ражукаса. Даже при большом желании не обнаружил между ними большой разницы — все одним миром мазаны, чеканят, бедняги, монету на черный день и на белый пирог.

Если схватишь за руку простого человечка, тот опустит глаза и начнет оправдываться: бес попутал. А тут — человек науки, атеист, поэтому и защищаться стал более изобретательно. Капитан Шмулькштис подговорил пятерых солдат разыграть и записать на кассету советскую комедию: парни ругаются, что–то хлебают, говорят о трудной работе — сколько получили, сколько набрали — и ежеминутно вспоминают, что часть надо отдать Станчикасу, что он приказал, велел, а если не получит, будет хуже. Станисловас Станчикас- не больше и не меньше, чем полковник, и возглавляет всю литовскую пограничную службу.

Каросас отнес кассету министру внутренних дел Вайтекунасу. Министр пригласил меня и выложил на стол ее расшифровку. Когда я прочитал, он спросил мое мнение.

— Филькина грамота, — ответил я. — Прежде всего, когда и на каком посту сделана запись? Потом, полковник Станчикас не такой идиот, чтобы взимать дань с рядовых солдат.

— И я так думаю, — согласился министр. — Что делать с кассетой? — Неудобно сразу тыкать носом профессора. Отдай ему и пусть не смешит народ.

То же я повторил и Юстинасу.

— Я хотел, как лучше, без шума. Там, на границе, творятся нехорошие дела.

— Возможно. А что это за солдаты?

— Мне они известны, но я обещал не говорить. Их могут наказать. — Но из их разговоров ясно, что они тоже берут?

— Может быть, но им приказали.

— Юстuнушко, все это блеф. Втихую катить бочку на человека

такого ранга не получится. Станчикас плох тем, что смешал карты твоим дружкам.

— Вuтуленько, как ты смеешь? Я староста фракции. Ты считаешь меня контрабандистом?

— Пока не считаю. Насколько мне известно, ты даешь контрабандистам хорошую крышу и получаешь свою долю. Если угодно, я могу показать записи с точными датами и номерами автомобилей.

На этом спор мог бы и кончиться. Я даже и не думал принимать против товарища какие–то меры. Предупредил — и точка. Но Юстuнушко принялся катить другую, более тяжелую бочку, уже на меня. Ему активно помогали некоторые члены нашей фракции, особенно Кунчинас и Грицюс. На тех людей я не сержусь. Они больше верили Каросасу, так как о приключениях лидера я ничего не мог им сказать. Служебное положение не позволяло мне швыряться оперативной информацией.

Это явление стало наблюдаться одновременно с приватизацией и распространилось по стране, словно эпидемия. Одно время оно даже было легализовано — это, примерно, когда Зингерис представил Ландсбергису новоявленного миллионера Г. Деканидзе. По фотоснимкам трудно понять, был ли это какой–то праздник, юбилей или обычная встреча, долженствующая продемонстрировать прогрессивного и популярного вождя. Словом, праздничное настроение, цветы, подарки и подхалимские улыбки… Не виню особенно и Ландсбергиса, поскольку Деканидзе со своими полуеврейскими и полугрузинскими замашками не составляло труда обвести вокруг пальца или привлечь на свою сторону и не таких деятелей. Он никогда не жалел денег на свой имидж, а Ландсбергис очень любил и продолжает любить тех, кто перед ним пресмыкается или боготворит его.