– Это как?
– Теперь, когда ваша тайна раскрыта, Белкула может взять имя матери, и тогда ваше доброе имя будет уже безнадежно запятнано.
Разъясненная в данном ключе, ситуация требует незамедлительного вмешательства. Весь день до самого вечера обеспокоенные столпы общества напрягают умы: составляют план по захвату Белкулы и в итоге решают (с большой неохотой) прибегнуть к помощи печально известной Греты из Антверпена. Только Безумная Грета (как называют ее неблагодарные горожане), беспринципная мародерка, разыскавшая и захватившая беглую герцогиню Дармштадтскую и подавившая в одиночку мятеж еретиков в Оденарде, сможет добиться успеха в столь непростом предприятии. Безумная Грета не знает жалости, с ее зверской жестокостью может сравниться лишь ее жадность до денег, а благородные господа предлагают немалое вознаграждение за поимку и возвращение Белкулы.
Письмо запечатано и отправлено по назначению, и вот – по прошествии двух дней, на третий – шум и гам за окном привлекают внимание Питера Сивухи и Освольта ван Тошнилы. Что за переполох?! Они выглядывают в окно, и там, посреди мостовой, стоит руки в боки Безумная Грета, похожая на зловещую птицу, предвещающую беду. При полном параде, в переднике и в доспехах. За ней по пятам – толпа возбужденных домохозяек с добром, награбленным в Варенбурге: кули с мукой, ткани, столовое серебро. Сама же Безумная Грета – ну чистая ведьма: восьми футов ростом, сухая, костлявая, с губами, сжатыми в тонкую линию. Посмотреть на нее, так и вправду поверишь в ее похвальбу, что она славно пограбила в Преисподней и вернулась назад целой и невредимой. (Всем известно, что вход в Преисподнюю находится где-то в далеких болотах Ирландии, что дает повод все-таки усомниться в правдивости данной истории.) Свирепо буравя глазами своих нанимателей, Безумная Грета требует, чтобы ее пригласили в дом. Ее голос трещит, как суставы вздернутого на дыбе. Дверь в дом ван Тошнилы приоткрывается с неохотным скрипом. Безумная Грета, оставив толпу своих верных воительниц ликовать над добычей, заходит в мраморную прихожую. Ее длинный палаш скребет по полу, плюясь желтыми искрами. Она не садится, хотя ей предложено кресло. Она обводит внимательным цепким взглядом богатое убранство дома. Освольт ван Тошнила и Питер Сивуха потчуют гостью дорогим вином, каковое выпивается залпом и остается явно недооцененным, и разъясняют свою проблему, упирая на то, что дело спешное и деликатное. Безумная Грета обрывает их, не дослушав. Она нависает над ними, как ворон – над падалью.
– Я найду вашу жирную телку, – говорит она, – и уж обстрогаю ее как надо. В лучшем виде доставлю, не беспокойтесь. Но мне нужно ваше согласие на свободу действий, если вдруг будет надобность применить крайние меры.
При этих словах Питер Сивуха бледнеет, но Освольт ван Тошнила – который, собственно, и финансирует все предприятие, – не читал исторических сочинений и потому отвечает утвердительно. Удовлетворенная наполовину, Безумная Грета обращается к Питеру:
– Ну а ты, книжный червь?
– Я? Всенепременнейшим образом. Имею всяческую поощрительность и присоединяюсь к разумной сентенции уважаемого коллеги, без всяких изъятий и возражений.
– Это что значит? «Да»?
– Ну, да.
Безумная Грета просит, чтобы ей принесли что-нибудь из одежды намеченной жертвы. Питер Сивуха отдает ей свадебную фату и при этом случайно касается ее руки. Его пробирает озноб – рука у Греты холодная, как у трупа. Безумная Грета подносит фату к носу и шумно вдыхает. Фффф-хх! Пахнет немытым влагалищем, истекающим соками похоти. Грета запоминает запах: он врезается ей в нос, для которого самый приятный запах – это запах денег, хотя кое-кто утверждает, что деньги не пахнут. Тут надо сказать, что нюх у Безумной Греты будет получше, чем у свиней, натасканных находить трюфели, – она берет верный след, ориентируясь только на запах своей неуемной алчности и на испарения людского страха.
– Я вернусь через сорок дней, – говорит охотница. – Так что готовьте деньги.
Освольт ван Тошнила и Питер Сивуха кивают с чрезмерным рвением, вытирая со лбов испарину. Когда Безумная Грета уходит, оба достойных мужа оседают на пол с тяжкими вздохами облегчения.
