— Уморила меня… Э, будь ты неладна! — крякнул матрос.
— Потрудись, дяденька, — сказал солдат — пушка-то, вишь, под Синопом была.
— Во как! Синоп!
— А ты думал… Приходил к нам на бастион старый комендор с этой пушки, однорукий… Все про нее обсказал. Называл ее «Кузьминишной», «Ильинишной»… Нет, «Никитишной» называл. Сказать нечего — герой-пушка. Да дело кончено! Ну?
— Похороним, значит, по-моряцки, с честью, — сказал матрос. — В месте тихом, в месте покойном… на дне морском.
«Никитишну» подкатили к краю моста и столкнули в воду. Пушка не всхлипнула, не плюхнула, камнем пошла на дно.
Покончив со своими пушками, защитники третьего бастиона прошли мост налегке и ступили на Северную сторону. Там они остановились, обернулись…
Город-богатырь распростерся на той стороне в крови и пламени. Огонь то взмывало, то он вдруг опадал, и казалось, что это Севастополь тяжело дышит израненной грудью. И выл ветер, и встревоженное море тяжело било в берег… На берегу, под стенкой Михайловской батареи, спал мальчик в матросской куртке. Он прикорнул к лафетику медной мортирки, обхватив ее руками. Николка не дал топить свою мортирку. Увидя, что матросы подтаскивают ее к краю моста, он повалился на нее, и его стала бить судорога.
— Ой, дяденьки миленькие! — кричал Николка, обливаясь слезами. — Ой, дяденьки, голубчики…
— Отойди, щенок! — прикрикнул на него боцман. — А то сейчас и тебя в воду кину!
— Кидайте! — вопил Николка. — Вместе кидайте! Ой, миленькие!..
А когда боцман попытался оторвать Николку от мортирки, Николка укусил его в руку. Боцман треснул Николку кулаком по голове, и Николке показалось, что бухта огнем вспыхнула.
— Тьфу, чтоб тебя!.. — выругался боцман и слизнул с руки кровь. — Пропади ты и со своей мортирою! Ночуй тут. Придут французы и в плен тебя возьмут. Шкуру спустят — будешь знать… Пойдем, хлопцы; шут с ним, с таким дураком!
Николка не хотел в плен к французам. Шкуры своей он тоже не хотел им отдавать. Обливаясь кровавым потом, он один перекатил тяжелую мортирку на Северную сторону. Докатив ее до Михайловской береговой батареи, он свалился там полумертвый от усталости и через минуту уже спал, не слыша ни воя ветра, ни страшного грохота взрывов.
Ночью на Николку набрел Елисей Белянкин. На Городской стороне пылала морская библиотека; огонь бежал по всей Екатерининской улице; как огромный погребальный факел, горел в Южной бухте подъемный кран. Отсветы пожара играли на лице у Николки, которое было все в разводах от грязи и копоти. Ресницы и брови были у него опалены порохом. Мальчик спал, и Елисей не стал его будить, а присел тут же, на камень у стенки батареи, и стал смотреть на бухту. Он заметил, что корабли, стоявшие еще вчера в Большой бухте, и в Южной, и в Корабельной, все теперь стали в один ряд посередине Большой бухты, между Северной пристанью и Павловским мыском. Первым в ряду от Северной пристани отчетливо вырисовывался на зареве двухпалубный восьмидесятичетырехпушечный корабль «Императрица Мария».
Елисей вынул трубку изо рта и прищурился. Да, «Императрица Мария»… А за нею — «Париж»… А там — «Чесма» с «Кулевчой»… Потом — «Храбрый», «Егудиил», «Константин»… Зачем они выстроились посередине рейда, словно на генерал-адмиральском смотру?
За грохотом взрывов на Городской стороне Елисею не слышно было, как стучали плотники на кораблях, как работали они там топорами, и долотами, и буравами… А потом корабли стали погружаться все разом, будто по сигналу.
Елисей вскочил, глянул на спящего Николку, точно ища у него ответа, и снова обернулся к кораблям. Они уже погрузились до половины… Потом до второй палубы… Верхняя палуба «Императрицы Марии» под водой!.. Одни мачты высятся, передняя мачта, на которой когда-то вольно реял флаг вице-адмирала Нахимова… Елисей закрыл глаза. Когда он спустя минуту опять глянул влево, лишь верхушки мачт виднелись над водой и через них перекатывались набегавшие волны. Елисей сел на свой камень, прислонился к стенке батареи и задремал.
Утро пришло серенькое, неприветное, без голубого неба и красного солнышка. У Елисея затекли ноги и ныло все тело. Когда он проснулся, около него стояла Марья с Мишуком. Всю ночь Марья и Мишук проискали Елисея в толпах людей, которые всё валили и валили на Северную сторону через пловучий мост.
