Зана пожала плечами. Грунгни рассмеялся, сотрясая своим весельем комнату.
— Может, мне, а? Не стыдись этого. — Он снова взглянул на Волькера. — Видишь? Зигмар так и останется первым претендентом на твой дух, а мне требуется твоя твердая рука и острый глаз, оружейник. Мне — и Окену. Что скажешь?
Волькер засунул амулет под нагрудник и кивнул. Если Окен в беде, выбора нет. Старый дуардин был его другом, а Волькер никогда не отворачивался от друзей. Ни при каких обстоятельствах.
Грунгни улыбнулся.
— Хорошо.
Пошарив в кармане фартука, бог извлек ком черного железа, пронизанный красными прожилками, и Волькеру показалось, что на поверхности металла мелькнуло что-то вроде лица. Взвесив брусок на ладони, Грунгни бросил его в огонь в центре стола. Раздался треск, словно порвалась парусина, и из пламени что-то поднялось. Оно не имело формы или, скорее, обладало всеми формами сразу, не имея уверенности, но перебирая возможности. Чудовищные рты безмолвно кричали, удерживаемые в чаше цепями-угольями. Брусок извивался, будто пытаясь посмотреть во все стороны сразу.
— Ради девяти славных руд, что это такое? — прошипела Зана, чертя над сердцем знак молота. Волькер сделал то же самое, чувствуя на шее тяжесть амулета.
— Демон. — Лугаш взялся за свой топор. — Или был им.
— Это послание, — сказал Грунгни. — Или предупреждение, хотя предупреждать меня в планы отправителя не входило. Смотрите — и увидите. — Он повел рукой, и огненная сущность скорчилась, когда из полурасплавившегося металла выросли гладкие красные стеклянные грани. В стекле Волькер различил лица, движение, людей, места. Перехватив его вопросительный взгляд, Грунгни кивнул. — Демон больше, чем его форма. Это само колдовство, выкованное и сформованное разумом вызывающего. Притянутые в эти миры смертными руками, демоны перенимают кое-что у своих хозяев — их связывают узы памяти. А в этих узах — семена причин и намерений.
Он поднял широкую ладонь, и комок в чаше мучительно медленно растянулся. Волькер не слышал воплей демона, но чувствовал их — всеми зубами, всеми суставами. Сущность удлинялась, и из взбаламученного вещества появлялось все больше граней. В них теснились изображения. Сцены древнего истребления, чудовищные воины, сражающиеся между собой на разоренной, окровавленной земле.
Волькер слышал лязг оружия — оружия не обычного, нет, особого. Огромная, окованная железом булава в руках мускулистого великана обрушилась на массивные ворота из железа и кости, разбив их в щепки. Волькер инстинктивно отпрянул. Отголосок удара отозвался во всем его теле.
— Шардук, Крушитель Врат. Выкован из останков последнего великого короля-гарганта Золотых Пиков. Нн одна подъемная решетка, ни одна дверь не устоят перед ним, какими бы толстыми они ни были, какая бы магия ни защищала их.
Голос Грунгни раздавался откуда-то из-за спины.
Вторая грань. Изможденное существо, покрытое рунными клеймами и шрамами, размахивает «хлыстом» и коротким куском цепи с рукоятью. Мужчины и женщины в аметистовых доспехах падают мертвыми, шипастые звенья вырывают души из увядающей плоти.
— Чару, Бич Душ. Каждое звено этой цепи создавалось с единственной, разрушительной целью. Подцеплять душу, передавая ее силу тому, кто владеет Бичом.
Бич и бичующий поблекли, сменившись буянящим варваром-вождем в мехах и грубой броне. Жесткий гребень волос поднимался над выбритым теменем, придавая дикарю сходство со зверем. Странная рифленая перчатка это сходство усугубляла. Перчатка сгибалась, и крючковатые когти, венчающие каждый палец, пылали лютым жаром.
— Солнцеграб, Боевой Коготь. Грубая штука для грубых рук, но не менее смертоносна, чем остальные. Жар ее прикосновения способен расплавить камень — и даже чешую дракона.
Поднялась новая грань, явив вместо варвара — сумеречного воина в доспехах из какого-то смолистого вещества. Воин замахивался копьем с широким листовидным наконечником. Голос Грунгни затвердел:
— Ганг. Охотник. Копье Теней. Прошепчи имя или метни его в цель, копье найдет того, в кого запущено, где бы он ни был, как бы далеко ни находился. Даже барьер между мирами — не препятствие для его жажды убийства.
