Шош(усмехнувшись): Ага. Опять самое дорогое пойло налила. Шваркнула, даже не спросила. А он и возразить ничего не может… (после паузы, помахав рукой перед глазами Ами) Эй, Ами! Ами Бергер!
Ами(оторвавшись от завороженного созерцания Эстер): А?.. Да?
Шош: Что «да»? Ты кавалер или не кавалер? Пришел за столик, так говори что‑нибудь.
Ами(растерянно): Я согласен.
Шош(прыснув): С чем ты согласен?
Ами: Ну, скорее, с тобой согласен… Конечно, жаль Меира, что говорить. Но на месте Мали я бы тоже его ненавидел.
Эстер: Почему это? Они оба любят одного и того же человека. За что же ненавидеть?
Ами: Именно потому, что любит… А значит, делиться ни с кем не хочет. Любовь дележа не принимает: кусочком поступился — оп, все потерял.
Эстер: А деньги? Она же его внаглую использует! Не хочет делиться — пусть вообще сюда не пускает!
Шош: Тише вы! Еще услышат, не дай Бог…
Ами: Деньги в такой ситуации очень важны, Эстер. Понимаешь, Меир ведь только смотрит, ни на что не рассчитывает, ничего не просит. Но это сплошная видимость. Потому что любовь — это война. Захват территории, оккупация. Если Мали ему просто разрешит, скажет: «сиди тут и смотри сколько хочешь на моего Давида», то Меир тут же возьмет это и потребует еще. А когда она берет деньги, то тем самым как бы отмеривает ему ровно столько, за сколько заплачено. Понимаешь? Она оставляет себе контроль над событиями. Вот в чем тут дело — не в деньгах, а в контроле.
Шош: Больно умно, на мой вкус. Любовь… оккупация… отмеривает… контроль… Ерунда это, Ами. Все намного проще: заведению нужны доходы… (потягивается) Заведению доходы, а мне зачет.
Ами: Зачет?
Шош: Ага. По гуманизму. У самого ректора.
Ами: У самого Упыра? Что ж ты со всеми не сдала?
Шош: Так вышло. Теперь отдельно, у него в кабинете. Боюсь — жуть…
Мали со стуком меняет почти нетронутый стакан Меира на новый, полный.
Эстер: О! Снова! Бедный Меир…
Ами: Да, девочки, спасибо за обед. Было очень вкусно.
Шош: Что, уже все слопал? Мы ж тебе на неделю наготовили! Да на тебя, солдат, не напасешься…
Эстер: Ну зачем ты так, Шош? Организм у Ами молодой, растущий…
Шош(многозначительно): Ага… знаем мы, что там у него растет… и где, и на кого…
Эстер толкает подругу ногой под столом. Входит Давид Хен, кивает девушкам, хлопает по плечу Ами, проходит за стойку и начинает вытирать руки полотенцем. Меир пожирает его глазами.
Давид(не оборачиваясь): Привет, Горовиц! Как твой докторат?
Меир(сдавленным голосом): Здравствуй, Давид. Спасибо, что спросил. Только это пока диплом, а не докторат…
Давид: Сегодня диплом, завтра докторат… (повернувшись, смотрит на нетронутый коньяк Меира, бросает укоризненный взгляд на Мали и наливает стакан сока) Пей, Горовиц. Сок, как ты любишь. За твою ученую карьеру. За счет заведения.
Мали возмущенно грохочет посудой.
Меир: У тебя… в волосах…
Давид: Что?
Меир: Песок в волосах…
Давид: Ах, это… это ничего. Не обращай внимания…
Взвывает сирена. Начинается всеобщая суета. Из‑за кулис появляется Человек-с-лопатой.
Ами: Сирена! На пол, ребята, на пол! Черт его знает, куда прилетит! Эстер, на пол!
Эстер: А как же ты? Ами!
Человек-с-лопатой (в зал): Черт его знает, куда прилетит… Ну, мы‑то с вами знаем это не хуже черта, правда? Прямиком во дворик Серебряковых. Надеюсь, что госпожа Элен уцелеет в своем одиноком шезлонге. Хотя… насколько я помню, там был какой‑то телефонный звонок. Вот ведь от каких мелочей всё зависит…
Эстер: Ами!
Нарастающий звук подлетающей ракеты.
Ами: Это к нам! Лежать! Всем лежать! (сидя в кресле, закрывает голову руками).
Шум близкого взрыва. Полежав еще секунду — другую, все поднимаются с пола.
Мали: Вроде, не в нас… И не в соседей. Но близко. Да, Ами?
Ами: Ага. По — моему, на том конце улицы. Где‑то в районе профессора. Давид, надо бы туда подскочить… поможешь?
Давид(выйдя из столбняка): Конечно! Бежим! Скорее! Выезжай, что ты тут перегородил! (хватается за ручки инвалидной коляски).
Ами: Не трожь коляску, я сам! Сам!
Всеобщая суматоха. Все, за исключением Мали, бегут в направлении взрыва.
