— Говорить буду в основном я, а вам, мой друг, придется меня слушать и время от времени делать небольшие замечания. Клаус?
Доктор открыл саквояж и вытащил из него предмет, похожий на магнето, к которому были подключены провода с большими зажимами на одном конце и металлическим контрольным рычажком на другом. Это устройство неприятно смахивало на ту машинку для ведения допросов, которую Уайлд однажды видел в Южной Африке.
— Это действительно необходимо? — спросил он. — Кайзерит, по-моему, совершенно прав. Я понятия не имею, во что я влип.
Гуннар улыбнулся:
— Кто знает, дорогой мой Джонас, кто знает. Не волнуйтесь, я никогда не занимаюсь такими примитивными вещами, как пытка электрическим током. Я только хочу оценить вашу реакцию на мои слова, и, поскольку я не могу видеть вашего лица, мне придется обратиться к самому точному датчику человеческих эмоций — сердечному пульсу. Мой аппарат — не более чем слегка усовершенствованный детектор лжи. Вы согласны?
— Я ваш гость.
— Вот именно. Клаус?
Доктор закатал Уайлду рукав и надел на его правое запястье зажим, который плотно сомкнулся на руке. Эрнст передал контрольный рычажок Гуннару. Магнето лежало на кофейном столике рядом с Ингер; она смотрела на его, откинувшись на спинку дивана. Ее брови были сдвинуты.
— А теперь, Джонас, — сказал Гуннар, — я хочу узнать, какой приказ вы получили в Лондоне.
— Я его уже выполнил. Насколько это было в моих силах.
— А каковы были мотивы?
— Мне ничего не говорили о мотивах.
— Но это кажется довольно странным, как вы думаете? Кайзерит не мог вас не узнать. Выходит, они посылали вас на верную смерть? Если только вы не получили задания убрать не только меня, но и Кайзерита.
— Нет, это была моя собственная идея.
— Трудно в это поверить. Похоже, кто-то в Уайтхолле затеял очень серьезную игру. И она гораздо серьезней, чем вам кажется, Джонас. Ни я, ни один из членов моей организации никогда не предпринимал никаких действий против НАТО.
Он замолчал, его пальцы на рычажке напряглись, но лицо осталось невозмутимым. Уайлд сам не понял, была у него какая-то реакция или нет.
— Ульф, предложи Джонасу сигару. Вы предпочитаете прокалывать или обрезать?
— Я грубый, невоспитанный моряк, Гуннар. Я просто откусываю.
— Тогда обрежьте одну сигару, Ульф, просто для того, чтобы он почувствовал разницу. Когда я говорю о своем безупречном послужном списке, Джонас, то имею в виду прошлое, а не настоящее. Я не стану скрывать, что сравнительно недавно мое отношение к делу изменилось. Но до сегодняшнего дня речь шла не более чем о намерениях. Я не сделал никаких шагов, чтобы перенести Скандинавский отдел по другую сторону «железного занавеса». Вплоть до этой ночи никто — ни Лоран, ни даже Ульф — не знал, что я принял решение. И все-таки именно в это время Лондон прислал ко мне ликвидатора. По-моему, это замечательное совпадение.
— Мой начальник вообще человек замечательный, — сказал Уайлд.
— Значит, вы продолжаете утверждать, что ничего не знаете о мотивах вашего задания? Или, например, откуда ваше руководство получило информацию? Понятно. Ну что ж, если вы не против, я расскажу вам о том, как все произошло на самом деле. Мы обсудим некоторые аспекты моей карьеры. Как вы знаете, я был агентом союзников во время войны с Гитлером. В 1945-м я вышел в отставку. Однако в 1948-м, во время Берлинского кризиса, со мной связались люди из Вашингтона. Они хотели, чтобы я наладил связи с Москвой. Им были нужны посреднические услуги, чтобы обмениваться пленными и полезной информацией, готовить почву для будущих переговоров, — все это очень существенные моменты в международных отношениях, даже если речь идет о двух враждебных лагерях. Впрочем, вы и сами об этом знаете. Вашингтон обратился ко мне, потому что во время войны я поддерживал весьма активные контакты как за «железным занавесом», так и на Западе. Я согласился, пообещав сделать все, что смогу. Тогда у меня был только один магазин, я мечтал о расширении и нуждался в дополнительном источнике доходов. Мне дали кодовое имя Координатор.
Я потратил некоторое время, восстанавливая свои контакты с Советами. Русские, будучи русскими, отнеслись ко мне с большим подозрением. Но потом, убедившись в моей доброй воле, они, опять же чисто по-русски, стали безоговорочно мне доверять.
