И тут заговорил Сверрир:
— Как ты уже знаешь, государь, у нас есть сообщение, крайне важное для этих островов, и мы полны сожаления, что не смогли передать его покойному епископу Вильяльму, пока он был еще жив. По причине, с которой мы скоро тебя познакомим, мы сочли неподобающим передавать сообщение епископа Хрои, пока сборщик дани Карл оказывал тебе, государь, и всем нам честь своим посещением…
Глаза ярла сверкнули, ярл Харальд обладал быстрым умом и редким чутьем. Он открыл было рот, но Сверрир опередил его, отважно бросившись в неведомое. Он сказал:
— Государь, я не могу открыть свое сердце, пока мы не останемся только втроем…
Тонкогубый священник слегка пожал плечами и с легким презрительным поклоном повернулся к ярлу. Ярл, привыкший никогда не показывать, что у него на уме, постоял немного, закрыв глаза, словно опустив крышки на два темных колодца, уходящих в глубину неведомой земли. Может, он прикидывал, как ему поступить, а может, просто привык с помощью молчания держать людей в повиновении. Я увидел, как у него на шее пульсирует жилка, маленькая жилка над тяжелой серебряной цепью, висевшей между шарфом и бородой. Потом он слегка шевельнул рукой — у него были красивые руки, — священник почти незаметно поклонился и вышел, даже по его спине было видно, что он обижен. Мы остались.
— Теперь, государь, позволь мне говорить, я буду краток. У нас есть сообщение от епископа Хрои к епископу Вильяльму, в котором его старший друг и брат во Христе просит о том, чтобы и на Оркнейских островах возносились молитвы за ярла Эрлинга и его правление в Норвегии. У нас на Фарерах мы каждый день молимся за ярла Эрлинга и за его сына конунга. Нам известно, что здесь не все их любят, хотя они, больше чем кто бы то ни было, заслуживают всенародной любви. Известно нам и то, что люди, не достойные предстать перед очами Господа Бога в Судный День, угрожают жизни и ярла и конунга.
— На Оркнейских островах тоже от всего сердца молятся за ярла Эрлинга… — сказал ярл Харальд и что-то в его голосе напомнило об искрах, тлеющих в золе.
— Я, государь, говорю не об обязательных молитвах, которые возносятся исключительно из чувства долга за того или тех, кто правит страной и по справедливости господствует в ней! Я говорю о горячих, сердечных молитвах за того, кто является нашей опорой в борьбе, нашей надеждой на всеобщее благополучие и здоровье! Позволь сообщить тебе, государь, что в прошлом году из Норвегии на Фареры прибыл корабль, шторм и ветер принесли его к нам в Киркьюбё. На том корабле были злые люди, но один из них был не злой, он не чуждался нас. Он встретился с епископом Хрои наедине, и они долго разговаривали. Прибывший сказал, что по всей Норвегии собираются люди, чтобы свергнуть ярла. Но что мог сделать епископ Хрои? Он мог только молиться… И настойчиво просить всех тоже возносить молитвы за ярла Эрлинга и его сына конунга Магнуса, которые правят нашей страной. Говорят, будто особенно настроены против них жители Трёндалёга. Один бесчестный человек, восставший против своего государя, был за это наказан — его привязали к якорю и бросили за борт, — но в Трёндалёге у него остались могущественные родичи, которые хотят отомстить за него. Другой человек — из тех святых людей, что ходят по стране, чтобы прощать, — попал к бунтовщикам и они отрубили ему руку только за то, что он призывал этих разбойников пасть на колени и молить Всемогущего помочь ярлу Эрлингу. Вот что творится сейчас в Норвегии, государь! Это мы и должны были передать покойному епископу.
Сверрир говорил хорошо. Постепенно плечи его распрямились, вначале его голос звучал смиренно, но потом он с трудом сдерживал гнев, наконец он склонил голову, показывая, что ему больше нечего сказать. Я, слегка склонившись, стоял на полшага сзади Сверрира и смотрел на ярла и, вместе с тем, мимо него, это было то особое двойное зрение, каким слуга должен смотреть на своего господина. В лице ярла не дрогнул ни один мускул. Но не исключено, что в набрякших от бессонных ночей глазах зажегся огонек радости, искра понимания, свидетельствующая о способности человека слышать невысказанное. Сперва ярл уронил несколько слов, выражавших его глубокое уважение к епископу Хрои, которого он никогда не встречал, но знал по дружеским рассказам епископа Вильяльма. Ярл медленно произносил эти слова, подыскивая другие, более весомые, более нужные, мы не двигались и ждали, давая ему время, но он так и не нашел их. Он сказал, что благодарен нам за наше сообщение и пока не назначен новый епископ и жизнь церкви, больше чем когда бы то ни было, вселяет в нас тревогу, мы должны каждый день возносить горячие молитвы за наших правителей, ярла Эрлинга и за его сына конунга. Да хранит их Всемогущий. Он может их сохранить, сказал ярл, а мы не можем…
