Ну ладно, приняли — и приняли. Записали. После этого они наметили проверку состояния денежной массы и бухгалтерского учета в банке «Золотой век», а также личного алмазовского счета, имеющегося в коммерческом банке «Национальный кредит». При этом оперативная работа должна была лечь целиком на плечи Юры Федорова и его доблестных архаровцев. Вот это, последнее, Турецкого очень устраивало, поскольку все его глубокие знания на этот счет, как уже было сказано, могли уложиться в две странички руководства для вкладчика.
Оставалась последняя проблема: следовало каким-то образом уладить взаимоотношения по поводу случившихся трагических происшествий с двумя противоположными силами — президентскими «ястребами» и госдумовскими «соколами-сапсанами». Но часовая стрелка все ближе подходила к той отметке на циферблате, которая позволяла любому гражданину когда-то шестой части суши, а следовательно, и Турецкому тоже, встать и во всеуслышание объявить: слушайте, ребята, ну вас всех с вашими заботами! Я устал, и вообще, мой рабочий день кончился. Оставьте меня в покое. Сегодня, между прочим, суббота, потому общий привет! Следователь по важнейшим делам Турецкий больше не собирается обременять свое серое вещество всяческой дребеденью. Вы — начальники, вот вы и занимайтесь… А лично я пошел в свой собственный кабинет, чтобы…
И снова ничего не сказал Александр Борисович, но сделал такое кислое лицо, что Костю даже передернуло. Он отвернулся и резко махнул рукой: уйди, мол, с глаз долой. Уже взявшись за дверную ручку, Турецкий, возможно, просто так, из шалопайства, возьми да и ляпни:
— Слышь, начальник! — И подмигнул Федорову. — А ты хоть протокол допроса того единственного «толкового свидетеля», — передразнил он, — читал? По Назарову-то…
— А в чем дело? — сдвинул брови Юра.
— Да я ж этот твой единственный свидетель-то! Сыскари вы хреновы.
Пауза была до неприличия долгой. И весьма многозначительной. Наконец Меркулов, будто очнувшись, ткнул пальцем в Сашу, а потом в его стул, приказывая вернуться и занять свое место, теперь, по всему видать, подсудимого.
— Рассказывай, — приказал коротко.
Пришлось все рассказать. Но воображаемая «коробочка» принудила рассказчика вспомнить и день позавчерашний с происшествием на Трубной площади. В общем, кругом оказался виноватым Турецкий.
Костя возмущенно сопел, уставившись в свой полированный стол.
— Кому они хоть задницу-то раздолбали, не знаешь? — спросил у Федорова напоследок Турецкий.
И Юра вдруг захохотал. Отсмеявшись, объяснил оторопевшему Меркулову:
— Ну, слава Богу, груз с души да и со спины тоже снял! А этот деятель, ну, Игорь Борко, президент Интеркомбанка на меня чуть не с кулаками: покушение! Куда смотрите! Вот же поросенок… Верно говорят, что пуганая ворона и куста боится. Вон, значит, в чем дело! Постой, а почему же этот хрен-гаишник все иначе представил?
— А ты не понял? — удивился Турецкий. — Это ж он тебе версию банкира изложил. Словом, можешь прекращать дело о покушении. А я все-таки удаляюсь. С вашего разрешения.
— Нет, уважаемый, легко хочешь отделаться, — снова насупился Меркулов. — Ты почему ездишь без оружия?
— Костя, но я же не на операцию… Когда необходимо, другое дело. Да ты и сам…
— Я не занимаюсь оперативной работой, не веду следствия и не удираю от бандитов. Поэтому приказываю…
— Понял. Разрешите идти, господин замгенерального?
— Юра, хоть ты объясни этому балбесу, который словно нарочно так и лезет под пули, под разборки, черт знает куда… Ну почему на меня никто не нападает, не покушается? А на него — постоянно.
— Действительно, — пожал печами Федоров, видимо все еще переживая, — у тебя же есть такое право. Иногда это как обязанность. Если «Макаров» для тебя тяжелый, давай скажу ребятам, они тебе что-нибудь поудобнее подберут, покомпактнее.
— Спасибо. Понял. — И Саша вопросительно уставился на Костю.
Тот снова резко отмахнулся от него. На этот раз Турецкий молча и беспрекословно выполнил команду босса.
А в кабинет свой он зашел с единой целью: позвонить девочкам в Ригу. Неавторизованное поведение по этой части уже вошло у него в привычку.