Шура по-матерински ласково потрепала Турецкого по макушке.
4
— Давай все по порядку, Денис.
— Значит, так, Вячеслав Иванович, — с готовностью начал племянник и лукаво покосился на дядю Сашу, вот, мол, служба! — Замок у них в парадной, тот что от домофона, совсем вшивый, я его отверткой открыл без всякого труда. На седьмой этаж за все время поднялся только мальчишка, но вошел в другую квартиру.
— Но ведь ты мог и пропустить кого-то?
— Мог. Я сам знаю, что слежение было несовершенным. Но думаю, что не пропустил. Одну девчонку срисовал. Она нажимала в домофоне номер вашего… Александр Борисович, флэта. Это модерновая такая система: ты нажимаешь нужные цифры, тебе оттуда: кто там? — отвечаешь: это я! — з-з-з, и дверь открывается.
— Хрен с ней, с системой, Дениска, что за девчонка?
— Черная такая. В джинсах. Она минут десять толклась в тамбуре, а потом понеслась звонить из автомата, что на улице. Я тоже сделал вид, что мне тоже надо позвонить, и стал в очередь. Вот номер телефона, который она набирала.
Денис протянул бумажку, где были записаны знакомые Турецкому цифры телефона штаб-квартиры партии русских прогрессистов.
— Замки в квартире сложные, дя… Вячеслав Иванович, — продолжал между тем Денис. — Но нам они известны. Средний замок — обычный, для ключа с большой бородкой. Верхний — номер девять, нижний — номер четыре с внутренней щеколдой. Я их открыть не мог, конечно.
Грязнов достал из своего «следственного» чемодана отмычки длиной не более трех сантиметров.
— А это в твое задание и не входило. Однако, молодец, на четверку справился.
— Ну вы всегда так, дядя Слава, — заканючил Денис совсем по-детски, но Грязнов пресек попытку воздействия на него с помощью жалостных интонаций:
— Разборка дома, все. Иди открывай дверь в парадном, поднимись на седьмой, позвони в квартиру несколько раз, если откроют, наври что хочешь. Понял?
— Что я — дурак?
— Умный, умный. Потому и задание — соответственное. Сколько квартир — квартир, слышишь, Дениска? — а не флэтов на этаже?
— Четыре. Да знаю я, дядя Слава, что делать. В двух никого нет, это точно.
Грязнов посмотрел на Турецкого и усмехнулся. И тот понял его взгляд в том смысле, что растут кадры.
Через несколько минут они с Грязновым поднялись на седьмой этаж. Слава приготовился к работе, а Саша с Денисом стали на шухере. На спецзапор у Грязнова ушло минут десять. Затем они напялили на ноги нечто напоминающее пластиковые боты, на руки — такие же перчатки и, как воры, тихо вошли в прихожую.
Грязнов приказал Саше и Денису замереть у двери, а сам с пистолетом в поднятой руке пошел вдоль стены. Слышно было, как тикают часы, по-видимому, в столовке, и льется вода в неисправном туалетном бачке.
Слава исчез за поворотом и тут же снова появился в коридоре, запихивая пистолет за пояс брюк.
— Имеем крупную проблему, — сказал он тихо.
Турецкий вошел в спальню.
На кровати, занимающей больше половины комнаты, лежала женщина, единственной одеждой которой были прозрачные черные чулки с кружевным узором. Их в последнее время часто по телику показывают. Полные груди женщины с темно-вишневыми сосками тяжело свисали по правую сторону тела. Левая рука была закинута за голову. Длинные черные волосы закрывали лицо, и поэтому видны были лишь ярко накрашенные полуоткрытые губы. Словом, та еще позочка. Дорого бы заплатил какой-нибудь «Плейбой» за подобную картинку! В такой экстаз, похоже, вогнали дамочку, что душа ее не выдержала, отлетела голубкой. И она действительно отлетела, но совсем по иной причине. На подушке у правого виска женщины коричневым пятном запеклась кровь, а в руке, свисавшей на пол, был зажат пистолет. Что же это — самоубийство?..
— Знаешь что, Саня, — сказал Грязнов, — ты бы мотал отсюда по-быстрому. А я еще поползаю по квартире… Сдается мне, госпожа прогрессистка отдала Богу душу много часов назад. А? Ну чего ты стоишь, как столб? Хочешь на себя еще и это дело повесить?
Турецкий отрицательно помотал головой.
— Вот и я о том же. Денис, верни ему ключи от машины и иди, позвони на Петровку, пусть высылают дежурную группу. Да не с этого телефона звони, из автомата! Инкогнито! Ты меня понял?
