Контрольный выстрел - страница 222

Складывая газеты, обратил внимание на маленькую заметку, напечатанную в разделе «Литературная хроника». Автор, широко известный в недавнем прошлом журналист, ныне читающий лекции в каком-то американском университете, сообщил, что в России, в издательстве «Зевс» вышла книга Шамая Голана. Но не сам факт приобщения российского читателя к творчеству еврейского прозаика привлекал внимание автора, а то обстоятельство, что издатель до сих пор находится на свободе. Интересно, что так поразило бывшего перестройщика?

Костя хмыкнул и отложил в памяти: при случае посмотреть, из-за чего сыр-бор… Глаза скользнули вниз полосы и обнаружили обведенную красным короткую информацию с тремя красными же восклицательными знаками. Ну конечно же! Ведь ради этого и старался Турецкий! Вот же чертов Сашка! Меркулов наконец опомнился и взял записку Турецкого. Оказывается, с этой информации и начинал Александр свое письмо к Косте.

«…спешу поделиться радостью…» Да какая уж теперь-то радость! «Возбуждено уголовное дело против бывшего и. о. генерального прокурора, который в настоящий момент находится в следственном изоляторе… Как ты думаешь, Костя, чьих это рук дело? Было бы очень обидно за державу, если бы попросту подтвердились высказанные не так уж, пожалуй, и давно уверенные соображения некоего Олега Романова, о которых я тебе, помнится, докладывал. Неужели, Костя, мы дошли до последней черты?..»

А вот и нет, возразил и себе самому, и Александру Борисовичу Турецкому отставной заместитель проворовавшегося вконец бывшего генпрокурора Константин Дмитриевич Меркулов, это еще не черта, мы еще попробуем потягаться…

Старая байка: две лягушки угодили в молоко, одна сразу сдалась и, нахлебавшись молока, утопла, а другая барахталась до тех пор, пока молоко в кусок масла не превратилось — тем и жива осталась…

— Косенька! — закричала из другой комнаты жена. — Иди скорей! Тут по телевизору сказали, что нашего Юру помощником Президента по безопасности назначили! Я правильно назвала его новую должность?

— Все равно будем барахтаться, — заявил, входя к жене, Меркулов.

— Чего? — У Лели округлились глаза.

Меркулов расхохотался.

— Будем, дорогая моя!