Контрольный выстрел - страница 207

Юнге повернул ключ в замке кабинета, они вошли, сели друг против друга, Саша сунул кассету в гнездо магнитофона и нажал кнопку «Плей».

«— Алька, — раздался хрипловатый и знакомый до боли голос Кирилла, — ты сделал наконец, что я просил?

— А-а, это ты, Кира… Напомни.

— Да ты что, спятил? Я здесь жду, волнуюсь, а он — напомни!

— А-а, ну да, конечно, а как же… Только, Кира, такие дела так запросто у нас не делаются. Но ты же не хочешь, как все, по команде. Ты хочешь сразу и на самый верх, так? А это очень трудно сделать.

— Но ты же мне твердо обещал!

— Я разве от своих слов отказываюсь? Устрою я тебе эту встречу. Возможно, даже в самое ближайшее время. Только ты меня не подгоняй, у тебя там что, горит? Насколько все это неотложно и срочно?

— Я тебе скажу честно, по-братски. Говорил со своими. Сам понимаешь, используя все сложности и так далее. Но тем не менее вышел на академика. Он сказал, что дело чрезвычайно серьезное. Такое, на что он сейчас решиться не может. Его не пропустят все эти ваши Карасевы, Буровы и другие, обложившие Самого со всех сторон. Значит, надо срочно искать обходной путь. Может быть, и через безопасность. Твою, так сказать, епархию.

— Ну так в чем все-таки причина твоей спешки? Что там, у тебя кто-то уже на хвосте? Так это, Кира, совсем на тебя не похоже… Объясни толком.

— Ладно. Рискну. Но учти, здесь мой смертный приговор. Понял?

— Да что ты так страшно-то? — Неужели Турецкому почудился смешок?

— Ты себе даже не представляешь, Алька… Вчера был убит Манфред. Человека разнесло на куски. Я знаю, чьих рук дело. Мы вскрыли целую сеть преступников, которые создали «Золотой век», как насос для перекачки грязной валюты в Россию, а чистой сюда, обратно.

— Ты говоришь: «мы», это кто же?

— Тебе что, меня одного мало?

— Я не в том смысле… Я в смысле достоверности…

— Можешь не сомневаться. Найдены две ключевые фигуры: там, у нас, Санишвили, вице-президент «Золотого века», у него брат ходит в авторитетах, снабжает оружием дудаевских боевиков. А здесь — некто Матвей Калина. Подданный Штатов. Через него к нам уходили похищенные в американских хранилищах ценные бумаги. Но это отдельный разговор. Алька, что ты молчишь?

— Перевариваю…

— У меня мало времени.

— А у меня его совсем нет. Ты когда хочешь прилететь?

— Хоть завтра. Если бы ты мог обеспечить мне предварительную, хоть накоротке, встречу с Сергеем Алмазовым, я был бы тебе очень признателен, братишка.

— Хорошо, я думаю до вечера, узнаю, какая ситуация наверху и подготовлю встречу. Но учти, об этом не должна знать ни одна живая душа. У тебя там как с аппаратом?

— Можешь быть спокоен, а у тебя?

— То же самое. Жди звонка.

— Жду, обнимаю, ты моя последняя надежда, Алька…»

— Я многого не понял, — сказал Юнге после длительной паузы, во время которой Турецкого буквально трясло от желания заорать в голос, разбить кулаком проклятый магнитофон, кинуться из окна… Со смертью Кирилла он уже смирился, да еще это сегодняшнее сумасшедшее напряжение, Катя эта… Бродила в голове и страшная мысль, что Олег мог быть причастен к гибели брата… Но чтоб вот так?! А потом, неужели Кирилл не знал, что его отец — тот самый Матвей Калина? Ведь Олег это знал… И не сказал? А кто знал вообще-то? Только самый узкий круг близких Шуре людей. А Кира у нее был — Романов. Кирилл Александрович…

— Что вы сказали? — не понял Турецкий смысла фразы герра Юнге.

Тот повторил. И Саша начал терпеливо рассказывать ему, о каком Манфреде шла речь и что узнал об этом Кирилл.

— А где он сейчас? — заинтересовался Юнге.

— Убит в Москве. Вместе с банкиром Алмазовым. А Санишвили и Калина проживают спокойно здесь.

— Это так, — возразил Юнге, — но эта пленка, где говорят два брата, еще не доказательство, чтоб применять жесткие меры.

— Я знаю, — вздохнул Турецкий. — Но теперь хоть у вас есть свидетельство, что Шройдер был честным человеком, за что и погиб. А вот по поводу Санишвили, видимо, мы вскоре сумеем организовать соответствующие бумаги о выдаче его нашему правосудию.

— Мы посмотрим, — ничего не обещающим тоном сказал Юнге. — Хотя Дудаев и Чечня — это ваше внутреннее дело. Мы — германская уголовная полиция.