Грязнов, знающий Москву как свои пять пальцев, с ходу доложил, что вот это серое здание с многочисленными полуколоннами по второму этажу фасада, возле которого, кстати, и взорвали машину, принадлежит контрразведке, а соседнее, зеленоватое, — президентской администрации. Возле парадной двери желтого дома напротив косо висела вывеска какой-то фирмы.
Грязнов остался на улице, мотивируя свой поступок брезгливым отношением к любым правительственным учреждениям, особенно связанным со спецслужбами — нашими вечными антиподами, опыт общения с которыми, как постоянно говорил Слава, никогда не доставлял ему удовольствия. Поэтому Турецкий один вошел в полутемный вестибюль первого корпуса, предъявил удостоверение старшему по охране — привлекательному стройному брюнету, этакому Тихонову — Штирлицу, и начал расспрашивать его о недавнем происшествии прямо возле двери его ведомства.
Штирлиц долго разглядывал Сашу с вежливой полуулыбкой на губах, а затем так же спокойно сообщил, что никакими сведениями не располагает. А если бы даже и располагал, то без разрешения начальства, вернее специального указания на этот счет, продолжать разговор не имеет ни права, ни желания. И все — предельно точно и до упоения вежливо.
Действительно, чего это старший следователь по особо важным вдруг полез не в свое дело? Ведь охрана наверняка имеет железный приказ: никого и ни под каким видом не допускать во вверенное им хозяйство. А тут, видите ли, ничего не значащая организация под названием Генеральная прокуратура! Бред, да и только. Несерьезный ты, Турецкий, человек, если без всякого на то разрешения суешь свой нос куда не следует. Штирлиц же ясно продемонстрировал, что в ведомстве Федеральной службы безопасности, о чем, по его мнению, странный посетитель, естественно, не догадывается, все без исключения сотрудники, даже стоящие на самой нижней ступеньке служебной иерархии, свято чтут основной закон — умение держать язык за зубами.
Зеленоватый соседний билдинг, оснащенный не менее обязательной службой охраны, тоже не хранит в себе нужных следствию сведений. Здесь тоже никто ничего не знает, ни о чем подобном не слышал, ничего не видел, а если даже кто и видел, то найти того человека невозможно: рабочий день давно кончился, служащие разъехались по домам.
Весь этот никому не нужный, даже никчемный вояж Турецкого занял в общей сложности не более получаса. Раздосадованный, он вышел на улицу и увидел возле углового дома с косо висящей вывеской Грязнова, разгуливающего едва ли не под руку с блондинкой в кокетливом беретике и коротком плаще, демонстрирующем ножки совершенно отменной формы. Ну, то, что Славка умеет мгновенно находить контакт со слабым полом, ни для кого из профессиональных сыщиков не являлось секретом. «Но ведь сейчас-то, — поморщился Турецкий, — мы же прибыли совершенно с иными задачами, в которые подобного рода дамы никак не входят. Или я сильно ошибаюсь?»
Увидев решительную походку Турецкого, его серьезный и даже насупленный вид, блондинка вдруг широко улыбнулась и заявила, будто давнему приятелю:
— Здравствуйте, Александр Борисович!
Саша оторопел. Хотя должен был признаться себе, что вблизи девушка выглядела еще более соблазнительно. Возможно, она была несколько крупновата для своего плащика-юбочки, туго перетянутого широким поясом, но именно это кажущееся несоответствие делало еще более притягательной ту силу, которую вовсю излучала женщина, упакованная с расчетливым легкомыслием. И еще Турецкий подумал, что беседы с подобными женщинами должны быть тягостны сами по себе, так как произносимые слова здесь не имеют ни малейшего смысла, в то время как мозги заняты совершенно иным: изысканием подходящего обеим заинтересованным сторонам любовного варианта. Если не сказать грубее. Но, подходя ближе, Саша почувствовал уже нешуточный укол ревности и рассердился — и на себя, и на дурацкую ситуацию. Вот же зараза этот Грязнов! И что в нем бабы видят, в этом рыжем?
— Привет! — суше, чем следовало бы, кивнул Турецкий, понимая, что он не в силах оторвать взгляд от нахально выставленных на всеобщее обозрение великолепных коленок И неохотно обернулся к Грязнову: — Извини, Вячеслав Иванович, но мы же договорились не задерживаться по всяким пустякам, не так ли?
