Контрольный выстрел - страница 198

— Что ж вы, сразу-то не могли?.. — будто с осуждением сказал Пушкарский.

— Он абсолютно прав, — ответил своим мыслям Турецкий. — Я бы тоже требовал железных гарантий… А почему сказал не сразу? Манера у меня, понимаете ли, такая: никогда не выкладывать всего на стол. Между прочим, профессионалы на это не обижаются.

— Вероятно, — заметил, поднимаясь со скамейки, Валентин Дионисьевич. — Наверно, я чего-то уже не понимаю в этом мире…

Ранний утренний звонок сообщил Турецкому, чтобы он ожидал гостей. С минуты на минуту должен был подъехать и Денис с нужными документами.

Они устроились в кабинете Пушкарского, и старик объявил секретарю, что у него срочное совещание и попросил не входить и не мешать. Вид у Майера был болезненный, на щеках заметна легкая небритость, под глазами темные круги. И речь несколько замедленная. Будто он пил всю ночь напролет. Впрочем, кто его знает, жить без конца в диком напряжении — какое тут здоровье?..

Он пришел не один. Его спутнице было что-нибудь около тридцати лет. Тонкое, изящное лицо было обрамлено длинными, лежащими на плечах каштановыми волосами. Серые глаза смотрели напряженно из-под нахмуренных, собранных в одну ниточку бровей. Пальцы беспокойно теребили маленькую сумочку.

Пушкарский, едва увидев ее, воскликнул:

— Катя! Сто лет, сто зим! Как ты тут оказалась?..

А когда Турецкий знакомился с ней, протянула узкую, но крепкую ладонь и сказала:

— Кэти Торн.

И вдруг это домашнее, российское — «Катя»! Турецкий вопросительно уставился на молодую женщину. Объяснение не заставило себя ждать.

— Мой отец, Павел Иванович Торнин, был хорошим знакомым Валентина Дионисьевича. Он умер. Три года назад. А я одно время пробовала себя в журналистике, отсюда и псевдоним. — И замолчала, уверенная, что данного объяснения вполне достаточно. — Но вы что-то знаете о Рослове? — Голос ее зазвучал напряженно, как натянутая струна.

— Вы имели к нему какое-то отношение?.. Извините, я хотел сказать: вы были знакомы?

— Да.

— Тогда весть для вас будет крайне печальной. Он погиб.

— Когда?

— Сегодня у нас какое? Семнадцатое октября? Ну вот… — сделал паузу Турецкий. — Значит, это случилось третьего октября… Да, ровно две недели назад.

— Но как же так?! — почти возмутилась Катя. Саша решил для себя звать ее по-русски. — Ведь я дважды звонила его матери, но… что-то не получалось на телефонной станции. Соединяли неверно. Я уж подумала, что неправильно записала его телефон в Москве.

Наконец он все понял. Вот она — странная истеричная дама, вызывавшая какого-то Володю, отчего у Шурочки подскакивало давление.

— Простите, — осторожно сказал Турецкий, — Катя, вы уверены, что Владимир Захарович Рослов — подлинное имя вашего знакомого?

— Конечно! — с жаром воскликнула она. — Я даже паспорт его однажды видела.

Турецкий поймал брошенный на него быстрый, скользящий взгляд Миши Майера и решил не продолжать эту тему.

— Миша, я обещал вам вчера показать протокол допроса свидетеля. Он здесь. Денис, будь любезен, дай мне бумаги.

Майер раскрыл тонкую папку. Катя сунулась было к нему, но он сделал легкий отстраняющий жест рукой. Действительно, зачем женщине читать все это?.. Прочитав, вернул папку Турецкому, а Кате лишь кивнул, полузакрыв глаза. Она опустила голову. Молчание длилось не больше минуты, но Турецкому показалось, что это было время их молчаливого прощания с товарищем.

Валентин Дионисьевич, также наблюдавший за этой короткой сценой, не выдержал и, глубоко вздохнув, по-стариковски поднялся из своего кресла.

— Пойду, — сказал, обращаясь в пространство, — погляжу, как там что… А вы продолжайте, не стесняйтесь. У вас дела, понимаю…

— Миша сказал мне, что вас интересуют некоторые факты, связанные с немецким филиалом банка «Золотой век». Что конкретно вы хотели бы знать? — спросила Катя ровным голосом, как бы лишенным интонаций.

— Практически все, что поможет узнать причину убийства президента этого банка Алмазова и директора филиала — Шройдера. У меня есть некоторые соображения, но хотелось бы послушать вас. Извините, я не знаю, имеете ли вы, Катя, отношение к этим делам.