— Значит, это, по-твоему, — очередное неправильное дело?
— Вот-вот, — повеселел Костя. — Именно так.
— А ты, разумеется, как всегда в неправильных случаях, засунул меня?
Меркулов поднял руки вверх, изобразив на лице не то чтобы виноватость, а скорее сочувствие человеку, оказавшемуся не в лучшей ситуации.
Генеральный между тем вернул телефонную трубку на место, оглядел Меркулова с Турецким и насторожился, услышав вопрос следователя, обращенный к своему заместителю:
— Только я так и не понял, уважаемый Константин Дмитриевич, о чьей же все-таки личной просьбе идет речь? — Саша был наивен, как дитя.
Но вместо Кости ответил генеральный:
— Президент сказал мне, получив трагическое известие о гибели своей креатуры: «Я хотел бы, чтобы этим делом занялся один из ваших сотрудников, тот, которому, вопреки сложившейся порочной практике оставлять дела об убийствах нераскрытыми, удалось найти убийцу господина Киргизова». Он сказал еще: «Подскажите фамилию следователя», — на что я назвал ваше имя, Александр Борисович. «Вот и поручите немедленно ему это дело. А ты, — это он мне, — скажи ему, то есть вам, что это, понимаешь, моя личная просьба». Кажется, после этого у нас не должно быть сомнений, кому поручить дело Алмазова? Не так ли, Константин Дмитриевич?
У них-то сомнений не было… Вот так, понимаешь.
5
Старинные напольные часы фирмы Павла Буре в углу кабинета, сравнительно недавно принадлежавшего крупной, но перезрелой шишке союзной прокуратуры, которую новая демократическая власть походя стряхнула не то на пенсию, не то вообще в мир иной, так вот эти часы постоянно показывали самое точное время. Два раза в сутки. Остановились они, вероятно, в последний день работы предшественника Турецкого. Но очень может быть, что и в один из холодных, как, скажем, сегодня, дней октября семнадцатого года.
На дворе первое резкое похолодание, с неба сеется мелкая снежная мука. В прокурорском доме только собираются включить отопление, ибо родная столица, как всегда, подготовилась к зиме, обнажив подземные коммуникации, требующие срочной замены. Говорят, через день-другой все-таки дадут тепло. Пока же Саша закуривал и включал настольную лампу — так ему казалось, что в кабинете теплее.
Глаза его опять остановились на тяжелом, вероятно, красного дерева футляре часов, красивом, но абсолютно бесполезном. Хотя, если подумать, то в нем можно устроить небольшой, но впечатляющий склад пустых бутылок. Которых у Саши, увы, нет, как нет и полных. А сейчас самое бы время. Холодно, черт его дери…
Покончив с беспочвенными сожалениями, он без всякого энтузиазма листал тонкую папочку — какие-то жалкие два десятка страниц. И вся жизнь, у кого-то уже перестроенная, а у другого — вовсе наоборот, представлялась ему тусклой и пустой тратой времени, которое обрывается даже и не по твоему собственному желанию, а по воле случая или, точнее, по желанию очередного сукина сына, уверенного, что он может диктовать тебе свою волю. А твое дело лопать что дают, стараясь при этом не плеваться и не чавкать, чтобы не раздражать хозяина. Абсурд, бред! Полнейшая бессмыслица. Как тот лозунг, что в недавнем прошлом украшал фасады зданий и заборы: «Победа коммунизма неизбежна!» Знали ведь, что чушь и бредятина, тихо посмеивались, а сами повторяли, словно упреждая того, кому могла бы вдруг прийти в голову идиотская мысль: как бы избежать? Господи, спаси и помилуй! В каком мире живем?!
Итак, позавчера, то есть во вторник, в районе Ильинки — прелестное старое название бывшей правительственной улицы Куйбышева, в непосредственной близости от Красной площади, взорвалась машина марки «Мерседес». От автомобиля остался остов с колесами без покрышек и одна боковая дверца. Обуглившиеся части тел двоих пассажиров оперативники собирали по частям буквально по всей округе.
Криминалисты определили безо всякой экспертизы, что машину подорвали с помощью взрывного устройства, обладающего большой разрушительной силой и образующего пламя сверхвысокой температуры, что затрудняет обнаружение материальных доказательств, как-то: отпечатков пальцев, микрочастиц и тому подобного.
