— Эй, эй! — обратился он к Ретифу де ля Бретону, медленно шагавшему по мостовой. — Возьмите вот это.
Разумеется, Ретиф де ля Бретон не мог отказаться.
— Вы один? — торопливо спросил его придворный. Писатель оглянулся по сторонам.
— Вроде бы больше никого нет, — пробормотал он.
— Очень хорошо, — торопливо сказал придворный. — Несите это в карету. Второй пакет я передам вашему слуге. А мне еще нужно вернуться во дворец. Дамы не совсем готовы.
Ретиф де ля Бретон, недоуменно вертя в руках сверток, растерянно кивнул.
— Да, да, я понимаю.
Вполне удовлетворенный таким ответом, придворный бросился со всех ног назад, во дворец, оставив любопытного писателя стоять у железных ворот со свертком неизвестного происхождения и назначения. Ретиф де ля Бретон взвесил его на вытянутых руках. Не очень тяжел. Что-то, обмотанное мягкой толстой материей. Вроде бы не коробка. Нет, что-то плоское. Ретиф де ля Бретон принялся ощупывать сверток со всех сторон, тщетно пытаясь определить, что находится внутри. Он уже намеревался было вскрыть бумагу, но в этот момент в боковой двери дворца послышались торопливые шаги, и писатель увидел двух женщин, которые, несмотря на то, что было лето, шагали с головы до ног закутанные в дорожные накидки. Первой шла, очевидно, хозяйка, потому что походка ее была уверенной и решительной, а следом за ней торопливо семенила служанка. Да, это, действительно, была служанка, потому что при слабом свете факелов, освещавших боковую дверь дворца, Ретиф де ля Бретон успел заметить выглядывавший из-под плаща белый фартук.
— Мари-Мадлен, поторопись, — не оборачиваясь сказала дама, шагавшая первой.
Пройдя мимо стоявшего с пакетом в руках Ретифа де ля Бретона, она отрывисто бросила:
— Идемте.
Писатель с готовностью бросился вслед за дамами, и, спустя минуту после того, как все трое исчезли в ночной темноте, к двери подбежали еще двое.
— Шаваньян, подожди меня здесь, — шепнул один. — Видишь, караула уже нет, значит, ее светлости можно выходить.
— Хорошо, Жакоб.
Тот, что был повыше ростом, забежал в боковую дверь и, спустя несколько мгновений, держа в руках еще один сверток, выбежал обратно.
— Их нигде нет, — растерянно произнес он. — Наверное, уже идут к карете. Быстро за ними.
Две женщины в сопровождении Ретифа де ля Бретона, тащившего в руках сверток, быстро шагали по плохо освещенной мостовой туда, где в тени громадных деревьев стояла карета. Остановившись возле кареты первая дама повернулась к слуге и, очевидно, собиралась что-то сказать ему, однако, увидев перед собой улыбающегося пожилого мужчину в длинном плаще и широкополой шляпе, замерла. Несколько мгновений она изучающе смотрела в лицо Ретифа де ля Бретона, а затем, не теряя самообладания, спросила:
— Кто вы такой?
Сейчас она стояла так, что Ретиф де ля Бретон смог рассмотреть ее лицо. Это была ослепительно красивая молодая женщина, волнистые каштановые волосы которой выбивались из-под капюшона, обрамляя правильное лицо с темноватыми глазами. Сладостно вздохнув, писатель произнес:
— Я неизвестный, который не смог устоять перед удовольствием оказать услугу такой прекрасной даме. Возьмите ваш сверток.
Дама еще раз внимательно взглянула на Ретифа де ля Бретона и передала протянутый им пакет своей служанке.
— Мари-Мадлен, возьмите.
Писатель намеревался еще что-то сказать, однако в этот момент за его спиной раздались быстрые шаги. Подошли еще двое — коротышка в черном суконном камзоле и высокий мужчина в плаще и треуголке, на лице которого даже при слабом освещении виднелся грим.
Недовольно посмотрев на незнакомого старика в широкополой шляпе и длинном плаще, тот мужчина в треуголке помог женщинам сесть в карету и подал служанке еще один сверток. Второй слуга, поменьше ростом, осматривал упряжь лошадей.
Убедившись, что все в порядке, он взабрался на козлы, натянул поводья, и, спустя несколько мгновений, карета тронулась с места.
Ретиф де ля Бретон остался стоять на мостовой, провожая экипаж тоскливым взглядом.
— Какая красавица… — прошептал он. — О, ради такой женщины я даже готов бы был бросить писать.
Домой Николя Ретиф де ля Бретон в свое скромное жилище на улице Дофине вернулся глубоко за полночь. Он был в отвратительном расположении духа, а, узнав от Агнессы, что приходил судебный исполнитель, который распорядился конфисковать все его имущество, и вовсе вышел из себя.
