— Что? Что самое главное в любви? — нетерпеливо спросила дама в черном платье.
Пытаясь спасти Казанову, Ретиф громко сказал:
— Тайна.
Карета неожиданно остановилась. Кучер спустился вниз и открыл дверцу.
— Господа, я приношу свои извинения, однако часть пути вам придется проделать пешком. Нам предстоит крутой подъем, и лошади могут не выдержать.
Пассажиры выбрались из дилижанса и медленно зашагали по дороге, которая вела в гору. Казанова шел рядом со своей соотечественницей.
— Мадам, вы, очевидно, едете в Мец, чтобы спеть в каком-то оперном представлении?
— Да. Я буду выступать в «Дон Жуане».
— В свое время я присутствовал на премьере «Дон Жуана» в Праге, — сказал Казанова. — Это было четыре года назад. Моцарт сам приезжал на спектакль. К тому же, он был не очень силен в итальянском языке и поручил мне исправить несколько стихов.
Констанция с любопытством наблюдала за тем, как Казанова вначале начал цитировать строки из арии «Дон Жуана», а потом запел. Несмотря на возраст, у него все еще был чистый и сильный голос. Когда Казанова кончил петь, Констанция первой зааплодировала.
— О, ну что вы, — польщенно поклонился венецианец. — Я всего лишь дилетант. Хотя не скрою, мне часто хотелось стать профессионалом.
— Это было прекрасно! — воскликнула итальянка. — Вы могли бы выступать в парижской опере. Казанова невесело улыбнулся.
— Мог бы, но уже поздно. Да и Франция уже изменилась.
— Скажите, а как вы относитесь к тому, что происходит во Франции в последний два года? Вы давно не были здесь?
— Давно. И я нашел эту страну сильно изменившейся. Мне не нравится то, что происходит вокруг. Возможно, кому-то не понравится то, что я сейчас скажу, однако, все во Франции испорчено. Лучшие люди уезжают. Слуги считают себя вправе делать то, что им заблагорассудится. Вокруг царит анархия и произвол. Я разочаровался в этой стране. Я очень сожалею о прекрасной нежной Франции прошлого, которая была полна гармонии, где было приятно жить, где уважали всякого иностранца, не теряя при этом своего достоинства, — Казанова тяжело вздохнул. — Да, достоинство — это то, что при всяких потрясениях теряется в первую очередь. Мне очень жаль, что Франция потеряла свое достоинство. Вы можете превозносить народ сколько угодно, однако, не сомневайтесь в том, что в недалеком будущем он станет самым жестоким тираном, который был только известен до сих пор. Юный студент Франсуа Кольбер вспыльчиво воскликнул:
— Я запрещаю вам так говорить, месье Казанова!
Понимать, что для тебя, действительно, важны твои руки, ноги, тело.
— Да, чертова подагра, — проскрипел Ретиф. Казанова тоскливо махнул рукой.
— А у меня и подагра, и почки болят. Кстати, вы заметили, что я совершенно облысел за последнее время?
— Да? — удивленно спросил Ретиф. — Я как-то не обратил внимания. К тому же, вы все время в парике.
— Да, я сильно постарел. И с каждым днем я ощущаю это все сильнее и сильнее. Порой мне даже трудно разговаривать. Я засыпаю на ходу…
Наконец, дилижанс и его пассажиры преодолели крутой подъем и стали занимать свои места в карете. Однако, Констанция заметила в стороне от дороги под высоким деревом нечто такое, что привлекло ее внимание.
Похоже, кто-то, проезжавший здесь совсем недавно, устроил на этом месте небольшой привал. Здесь лежала пустая бутылка из-под вина, завернутые в бумагу остатки пищи и платок, которым, очевидно, вытирали руки! Констанция развернула его носком туфли. Голос Казановы, раздавшийся за ее спиной, заставил Констанцию вздрогнуть и обернуться.
— Завтрак на траве только что закончился, — сказал венецианец, разглядывая следы привала.
Он даже повернул своей тростью бутылку и прочитал надпись на этикетке.
— Да, и это не были простые люди, — добавил он. — Насколько мне известно, это очень дорогое вино. Констанция смущенно кивнула.
— Да, это так, господин Казанова. — Вы очень догадливы. Итальянец грустно улыбнулся.
— Нет, я просто очень наблюдателен. Но совсем не так, как был прежде. О, где мои молодые годы? Тогда я часто бывал при дворе. Кстати, я вспоминаю, что такое же вино я пил за столом у короля.
