— А другим занимал?
— И занимал, и давал.
У Лизы были тяжелые роды, ребенок погиб, и она не могла больше иметь детей. В свое время, отбывая воинскую повинность, Сергей Сергеевич чем-то тяжело болел и получил, как тогда говорили, белый билет, но когда началась война, он пошел добровольцем, попал на турецкий фронт и в чине капитана командовал автомобильной ротой. Он иногда вспоминал это время, но вспоминал по-разному. Порой хмурился: «Страшная вещь — война». Порой улыбался: «Какой прекрасный край — Кавказ! Какая природа! Какие гостеприимные люди! Пожить бы там в мирное время».
Не помню, кто отвел меня к Юровским, а дорогу запомнил. Мало что помню и о жизни у них: прислугу Глашу, очень строгую, но я сразу почувствовал, что строгость ее — напускная, кошку в доме, собаку во дворе, помню, что Лиза называла меня Петушком, как Сережа играл на пианино, как я сидел на белом фаянсовом горшке, и мы с Сережей о чем-то оживленно разговаривали, еще помню дом и двор — вот, пожалуй, и все. Но на долгие годы сохранилось ощущение приятной, безмятежной обстановки.
А потом я вижу себя с мамой в извозчичьем экипаже, и мама говорит, что Женечка умер от скарлатины, и мы едем на его могилку. Я реву. Тогда я, конечно, не знал, что за все хорошее и радостное в жизни приходится расплачиваться.
Улица называется Юрьевская. Длинный одноэтажный дом. Огромная терраса под крышей, выходящая в сад с высокой кирпичной оградой. На террасе много людей. Вдруг — грохот: слева от террасы рухнула ограда сада во всю ее длину. По этому происшествию и запомнил, что жил там с мамой у ее сестры Веры Кунцевич.
Вера моложе мамы на два года. Все пять сестер были красивыми, но каждая по-своему, и сходство между ними если и было, то не бросалось в глаза. Вера с детства отличалась трудолюбием, настойчивостью и самостоятельностью. В шесть лет из Основы, где они жили, шла до города, а дальше конкой ехала в школу. После епархиального училища поступила... Забыл, куда в то время она могла поступить: на медицинский факультет университета, женский медицинский институт или женские высшие медицинские курсы? Началась война, и Вера, оставив обучение, добровольно отправилась сестрой милосердия на фронт, там познакомилась с капитаном русской армии Алексеем Николаевичем Кунцевичем и в 17-м году вышла за него замуж. Его помню весьма смутно: высокий, стройный, плечистый и с усами, которые назывались английскими. О нем знаю: дворянин, потомок Суворова. У его родителей — имение в Екатеринославской губернии и два дома в Харькове. В 18-м году у Кунцевичей родился сын, назвали Колей. На Николаевской площади в магазине смотрю, как мама покупает цветы, чтобы поздравить Веру.
Вечереет. Папа, мама и я едем на извозчике с Юрьевской улицы на Нетеченскую набережную. Зажигаются фонари и отражаются в речке.
Один в полутемном коридоре с коробкой спичек. Пытаюсь зажигать, но держу пальцы подальше от головки, и спички ломаются. Вдруг входит папа. Сейчас попадет!
— Так спички не зажигают, — говорит он спокойно. — Вот смотри как надо. — Кладет мои пальцы поближе к головке, чиркает и поворачивает мою руку так, чтобы огонь был вверху.
— Туши, дуй! Вот так надо зажигать. А теперь сам. Чиркаю, спичка зажигается, тушу.
— Молодец. Правильно. Спрашиваю у Гали:
— А где папа?
— Уехал.
— Куда?
— На войну.
— А когда приедет?
— Когда победит.
— А когда победит?
Молодой, веселый Федя Майоров, только окончивший юридический факультет Харьковского университета, покорил меня акробатическими упражнениями и цирковыми фокусами. Знаю, что за него выходит Нина и что это секрет от деда.
Обедаем. Петр Трифонович спрашивает, оглядывая всех сидящих за столом:
— Какие новости? Все молчат. Дед обращается ко мне:
— Есть новости?
— Есть.
— Ну, скажи.
— Это секрет.
— А ты скажи мне.
— Нина, можно сказать?
— Можно.
— У нас кто-то выходит замуж.
— А кто?
— Это секрет.
— А ты скажи мне.
— Нина, можно сказать?
— Можно.
— Нина выходит замуж.
Вечер. Сидим в гостиной. Входит Петр Трифонович, подходит к иконам, крестится, кланяется, поворачивается к Нине и произносит какие-то страшные слова. Бабуся закрывает лицо руками и плачет. Нина встает, гордо откинув голову, выходит, и больше я ее не вижу.
