Отчизне снова выпадает смерть:
В бурьяне дремлет пусторотый Голод.
Еще он слаб, еще он милосерд,
Еще он мертв, а может, просто молод.
Еще не глянул ямами очей,
Еще зарытой зыбки не качает...
Но, словно пена из морских зыбей,
Колотится в окно рыданье чаек.
Высоким вдовьим голосом кричат,
Надрывным стоном содрогают небо...
Это все облечено в картину шторма: "Все море - в блеске чаячьих рубах, / как будто мина пропорола днище...", - а для того, чтобы в советское время опубликовать непонятно-мрачное это предчувствие опустошения и на море, и на суше, пришлось даже придумывать особый, фальшивый заголовок...
В. Б. А предвидения личной судьбы?
Т. Г. Это всего проще, но и всего опасней: непременно сбываются. В 70-х годах в стихотворении "Река Лыбедь" - о возвращении в освобожденный, разрушенный, голодный, холодный Киев 1943 года - звучал голос этой, ныне подземной, реки, привечавшей меня-ребенка:
Сколь широкие встретишь печали
На скрипучем родимом крыльце!..
Не пугайся: что было в начале,
Только раз повторится - в конце!
Повторилось!.. Именно "в конце", в последнем периоде моей жизни... Явно есть вещи, о которых в стихах лучше не поминать. Особенно про болезнь, смерть. Тут уж поэт точно похож на ворона. Поэтому я теперь норовлю писать так: "И совсем заурядная хворь / посещает меня Христа ради..." Не более!
В. Б. Если процитированные вами строфы были опубликованы в свое время, то интересно - были ли замечены как прогноз? Или этому мешает возможность субъективного толкования стихов, которая всегда существует?
Т. Г. Вряд ли были замечены... Видите ли, ведь Аполлон тут же и наказал Кассандру неверием людей в ее предсказания. И, похоже, правильно сделал! Тут он "заодно" с христианским Богом.
В. Б. Что же, все ваши прорицания - мрачные?
Т. Г. Нет, конечно. Однако светлые пока не сбылись.
В. Б. Например?
Т. Г. Был у меня лет двадцать назад "Сон о Востоке и Западе", где Россия именовалась "страна Разлука" и "страна Разруха" - с большой буквы, а автор "на выселках отчизны" глядел "за горизонт степной", лежа себе "в простуде под ворохом тряпья". Кончалось же оно так:
...Но молчаливо люди
читают между строк:
под Западом не будет
пылающий Восток!
Под Западом не будет
Здесь даже воробья!..
и т.д., так что "страна моя Разруха" оказывается уже "в плакучем далеке"...
Но, пожалуй, и "мрачные" пророчества, чтобы не утратить художественности, не должны быть беспросветными. Допускаю, что и рубцовские "Видения" могли бы быть "не замечены", если б не "перекрыл" он их "безбрежным мерцаньем" "бессмертных звезд Руси", ради которого и хочется выучить наизусть все стихотворение. Не то с Ю.Кузнецовым: "Он пугает, а мне не страшно", - эти слова Л.Толстого о Леониде Андрееве прилагаешь невольно к пустынным его "озарениям"... Вы ведь, Владимир Григорьевич, подняли сложный и тонкий вопрос - об исторических предчувствиях поэзии, и он перешел естественно в творческую проблему распределения света и тени. И не упрекнут ли нас в суеверии?
В. Б. Тогда спрошу просто: могучая Держава распалась. Распадается и пространство, и время. О чем сегодня писать поэту?
Т. Г. Недавно критик В.Курбатов в письме ко мне процитировал строчку из новой моей книги "Грибоедов": "Часы на башне вечности стоят..." иллюстрируя этим свое, да и общее подавленное состояние. Я ответила: "Они не стоят, пока я пишу это о них"...
В. Б. Но как все же соотнести "корабль вечности" с "кораблем современности", особенно если современность, как сейчас, похожа в лучшем случае на безвременье? Может ли поэт по этой причине пренебречь ею?
Т. Г. Это - в поэзии - должен быть один и тот же корабль. А вообще надо договориться, что мы понимаем под "вечностью". Вечность - это бессмертие или, напротив, смерть, нечто "по ту сторону" жизни, вне нас и безотносительное к нашему дню? Помните, маленький Кай во дворце Снежной Королевы никак не мог сложить из льдышек слово "вечность", потому что в сердце его уже вонзился осколок зеркала троллей? Но в ином (не андерсеновском) сознании "вечность" - это именно смерть, полное небытие. Но такая враждебная времени, жизни (современности, если хотите!) вечность плод больного или распадающегося духа, забывшего о целостности. И это не я, а один из моих героев, теряющий рассудок несчастный поэт наш К.Батюшков, бродя в пепле улиц Помпеи, "жарко шепчет вечности: "Помедли! Не засыпай часы золой своей..."