Думаю, для истории самого еврейства в изложении Александра Исаевича наиболее неожиданны, а то и сенсационны будут главы о погромах. Они же и вызовут самые оголтелые нападки радикальной либеральной прессы. Позволю лишь несколько цитат из книги:
"Кто-то безымянный изобрел и пустил по миру ядовитую клевету: будто Александр III... сказал: "А я, признаться, сам рад, когда бьют евреев!" И принялось, печаталось..., вошло в либеральный фольклор, и даже вот и через 100 лет, поныне, это выныривает в публикациях, как историческая достоверность".
"Дореволюционная Энциклопедия признает, что "правительство считало необходимым решительно подавлять попытки насилий над евреями", так оно и было, новый министр внутренних дел граф Н.П.Игнатьев... твердо проводил усмирение погромщиков... Но правительство признавало и недостаточную свою оперативность... тогда, в 80-90 годы, никто не упоминал массовых убийств и изнасилований. Однако прошло более полувека - и многие публицисты, не имеющие нужды слишком копаться в давних российских фактах, стали писать уже о массовых и преднамеренных зверствах... Мы только что прочли в старой Еврейской энциклопедии: в Балте убит один еврей, а ранено - несколько. А в новой, через век от события, читаем: в Балте "к погромщикам присоединились солдаты... Несколько евреев было убито, сотни ранены, многие женщины изнасилованы"... Погромы - слишком дикая и страшная форма расправы, чтобы еще манипулировать цифрами жертв".
Пишет Солженицын и о том, как, раскачивая лодку государства, в первых погромах принимали участие народовольцы, используя их как начало всенародного движения против богатых. Пишет и о том, как еврейская радикальная молодежь сама вооружалась и нападала на своих противников. Опять же скрупулезно приводя цитаты из газет того времени: "В свою очередь и евреи не щадили русских, убивая их при всяком возможном случае", "Особенную жестокость проявляли евреи в отношении полицейских чинов, когда им удавалось захватить их". И заканчивает свой разбор: "За те погромы несет ответственность не только и не столько администрация, сколько само русское и украинское население черты оседлости". Вот с последним - соглашаюсь и я. Но с существенной поправкой: что и еврейская молодежь того времени - весомо делит ту ответственность.
Писатель предлагает всем нам ныне признать все наши общие беды и сообща нести ответственность за все трагические события двух столетий в нашей совместной жизни. Не было единственно правой и единственно виноватой стороны. И как неожиданно оказалось: "погромы от Союза Русского Народа не известны, а прежние - были от стихийного взрыва масс". И потом о помещичьих погромах 1905 года либеральная пресса писала как о чуть ли не праздничных "иллюминациях", все сходило с рук. "Однако о еврейских погромах... он бы это слово употребил? Надо было пережить уже большую, настоящую Революцию, чтобы услышать: помещичьи погромы "являются не менее жестокими и безнравственными актами, чем еврейские погромы... Добавлю еще одно страшное сходство тех и других погромов: у дикой толпы ощущение своей правоты".
Итоговый вопрос первой книги: способны ли мы делать общее дело? Не просто сосуществовать, а творить сообща? И что для этого надо делать осознающему себя российским еврейству, что для этого надо делать признающим общее дело русским?
Неуклюжесть правительства, еврейская страстность и революционность, процесс против Бейлиса. И ощущение того, что процесс против Бейлиса стал национальным позором, "судебной Цусимой России", и ни слова о том, что правосудие восторжествовало и Бейлис был освобожден. Нагнетание прессы только против правительства. Как все это похоже на наше время!
Читая книгу, так и хочется ее цитировать и цитировать. Все время ощущаешь обиду Солженицына не на еврейство в прошлом или настоящем, а на нашу либеральщину и образованщину, активно вовлекающую еврейство в антигосударственные игры в силу их инакости и некоей природной отчужденности. Так и видишь, как писатель стремится защитить евреев от постоянного использования в грязных политических играх.
