Бойцы осажденного отряда кидали вверх шапки, обнимались и плакали от радости — дождались!
Только Сергей Соколенок не дождался. Накануне он умер.
…Иван Лядов привез и передал Анфисе Михайловне горсть монгольской земли, взятой им с братской могилы в Сарагул-гуне.
Партизанский сын рос в деревеньке под Минусинском. Минуса — край теплый, хлебный и благодатный. Здешние крестьяне, не зная засух, с жирных черноземов собирали отменные урожаи пшеницы и ржи, садоводы не сидели без фруктов, арбузы в деревнях не были привозным лакомством. Но партизанская вдова и ее сын перебивались с хлеба на воду, с воды на хлеб. И только колхоз, в который Анфиса Михайловна вступила сразу же, как только он начал создаваться, принес облегченье. Да и Максим подрос к этому времени. В доме появился мужик, который в свои двенадцать-тринадцать лет умел исправно делать крестьянскую работу: пахать землю и косить сено, рубить дрова и вязать снопы, запрягать коней и городить дворы, чистить стайки и пасти коров, складывать в возы солому и носить мешки с зерном.
После окончания семилетки Максим поехал в Шушенское учиться на агронома. Благо, что село было недалеко и можно было навещать мать — она в последнее время что-то стала прихварывать. Сказывалось, видать, пережитое.
Как мечтала партизанская вдова увидеть сына ученым человеком, агрономом! Не увидела. Умерла, когда Максим учился на последнем курсе техникума.
Немногим более года проработал в колхозе молодой агроном. Осенью тысяча девятьсот тридцать девятого его призвали в армию. Здесь-то и свела нас с ним солдатская судьба.
Нс одну папиросу мы выкурили в эту ночь. Разошлись, когда на небе стали меркнуть звезды и до подъема оставались короткие минуты. Проводив Максима, я подумал о странной игре судьбы: отец-воин мечтал напоить коня в Керулене и погиб здесь. Сын-воин стережет этот край.
Недели две спустя мы снова вернулись к разговору о демобилизации. Пришли газеты с сообщением ТАСС.
В сообщении говорилось, что распространяемые иностранной, особенно английской, печатью заявления о приближающейся войне между СССР и Германией не имеют никаких оснований, так как не только СССР, но и Германия неуклонно соблюдает условия советско-германского договора о ненападении, и что, «по мнение советских кругов, слухи о намерении Германии порвать пакт и предпринять нападение на СССР лишены всякой почвы…»
В тот же день Максим принес ошеломляющую весть: в штабе дивизиона начали составлять списки на демобилизацию.
— ОБС — одна баба сказала? Или сорока на хвосте принесла?
Максим обиделся:
— При чем тут ОБС и сорока? Знакомый штабной писарь по секрету сказал.
Штабных писарей вообще-то надо бы держать в каких-нибудь бункерах-изоляторах: слишком они много знают, слишком много имеют знакомых и слишком много через этих знакомых «по секрету» передают. «Солдатский телеграф» от них начинается. Но в этом случае нас, старослужащих, сообщение «по секрету» устраивало: кому не хочется, исполнив долг, вдруг нагрянуть домой. «Ну, как вы тут поживаете?»
Только вот как понимать письмо, полученное сержантом Ласточкиным из Белостока. Его друг в величайшем смятении писал: «Всю часть подняли по боевой тревоге. Выдали боеприпасы с запасом. Из летнего лагеря уходим совсем. Нас выдвигают на передние оборонительные рубежи. Наконец-то, кажется, наши спохватились. Дошло…»
Странное письмо. Мы показали его политруку батареи. Политрук прочитал и назвал его ни больше, ни меньше, как провокационным. Сержанту Ласточкину сделал шумную выволочку и пригрозил вытащить на комсомольское собрание, как распространителя ложных слухов, играющих на руку врагу.
Как можно верить какому-то частному солдатскому письму, распалялся политрук, когда есть официальное правительственное сообщение?
Действительно, как?
Этот разговор состоялся в субботу. А в воскресенье, в четыре часа пополудни, на точку — еще в первых числах июня все батареи из городка были выведены на точки и заняли огневые позиции согласно Боевому Уставу — приехал комиссар дивизиона чем-то чрезвычайно взволнованный. В спешке батарею построили. Комиссар долго не мог начать речь. А когда начал, то первые же слова, сказанные очень тихо, прозвучали, как пушечные выстрелы.
