Здесь есть всё: атавистический страх перед призрачным, потаённым могуществом и сплочённостью одной из «нетитульных» наций и, одновременно, глубокое презрение к неспособности автохтонов адекватно проявить себя; глубочайший сарказм по отношению к тем, кто, покинув «черту оседлости», так и не смог преодолеть её границы внутри; не вызывающе афишируемое, но, тем не менее, явное, преклонение перед лучшими образцами западного мэйнстрима 40–60 годов в любой точке соприкосновения, будь то музыка, литература или кинематограф; упоённое вникание в некоторые из особенных шедевров советской эпохи, абсолютно освобождённое от назойливых реминисценций ангажированных критиков, принадлежащих той или иной волне «оттепели» или «зажима»; пристальный взгляд натуралиста, прикованный к реалиям Восточной Европы, откуда он вытаскивает редчайшие экземпляры воплощённой гениальности…
Мы надеемся, что впечатлительную публику не испугают внезапные и всепоглощающие приступы авторской мизантропии и «человеконенавистничества», ведь подчас, втайне, автор испытывает глубочайший респект именно к тому, против чего направлены его гневные инвективы, поскольку трудно найти иной способ сокрыть свои преференции и отгородиться от толп идолопоклонников и ханжей. Разоблачительный пафос иных комментаторов, усматривающих в гневных дефинициях Осипова проявления расизма и острой зависти, в большинстве случаев неуместен: им не приходит в голову, что «шум и ярость» автора имеют общее происхождение с истоками одноимённого эпоса уже упомянутого выше классика заокеанской литературы…
С другой стороны, нелепы поползновения иных политических активистов превратить харизму совокупных воззрений Георгия в программные постулаты, как непосредственное руководство к действию, но этот анализ уже выходит за рамки настоящей статьи… Что же касается «сакральной» топографии Запорожья, то несколько упоминаний о знаменитом «балконе, с которого выступал сам Адольф…» не должны приводить в неистовый раж охранителей всякого толка — ведь детские игры «в фашистов» и партизан теперь кажутся лёгкой прогулкой по сравнению с беспределом жестоких компьютерных игрищ и битв, ныне заполонивших виртуальное пространство.
Впрочем, в тех рассказах, действие которых захватывает уже 90-е годы, автор, всё же, явно злоупотребляет позой «лишнего человека», отодвинутого на задний план человеческой пеной, фонтанирующей под «ветрами перемен»… Здесь можно во многом его упрекнуть, но мы не станем этого делать: ведь наша задача — не разрушающий сущность анализ и не сенсационное разоблачение… Нам интереснее целостное понимание личности, вброшенной в вихрь тектонических сдвигов истории. Тогда покажется более естественной «ретро-мания», пронизывающая эту прозу, как бы, внезапно, проснувшаяся ностальгия по затонувшему советскому «Титанику», когда всё становится вывернутым наизнанку: постылое и угрюмое прошлое превращается в навсегда утраченный paradise…
Как бы читатель ни сопереживал пассеистскому трансу автора и «изменённому» состоянию сознания, диктующему непередаваемый аромат этих текстов, каким бы самозабвенным, захлёбывающимся бормотанием ни казался ему порой нарратив действующих лиц, подслушанный через невесть какую машину времени, — от него не ускользнут краткие, мгновенные проблески освежающей и метафоричной самоиронии. В какой-то момент писатель уже готов подвергнуть сомнению аристократическую безапелляционность своих дефиниций и хозяйским окриком приструнить героев; он, словно, приглашает особо отчаянных переубедить его, сверкая в их сторону завлекающей ухмылкой, подобной оскалу Винсента Прайса. Так, в апогее погребального ритуала, профессиональный плакальщик, сотрясаясь от неудержимых, вполне искренних, рыданий, и заслонив лицо руками, внезапно бросает сквозь пальцы холодный, оценивающий взгляд, фиксируя важнейшие нюансы происходящего напротив, а главное, достаточно ли спиртного способно вместить поминальное застолье…
Мы высоко ценим подобную утончённость — она доказывает, что, казалось бы, произвольно притянутые определения «дендизм», «обособленность», — как нельзя лучше отражают суть авторского подхода к теме, а злопыхателям и лицемерам пожелаем и дальше копошиться с «провинциализмом» и «закомплексованностью».
