Он выскочил из комнаты, столкнувшись со стоявшим за дверью мужчиной. Тот отшатнулся, и Лейфу показалось, что не от удара, что незнакомец только делает вид, будто его толкнули.
— Простите, — пробормотал Лейф и хотел было уйти, но его остановила легшая на плечо сильная рука.
— Доктор Баркер? — спросил незнакомец, прокашлявшись. В его теноре проскальзывал странный акцент.
— Я тороплюсь, — бросил Лейф. — Подойдите ко мне попозже.
В то же время Лейф приглядывался к незнакомцу. Он старался запоминать всех, кого видит по пути: кто эти люди, что делают — потом это может пригодиться. И Лейф был поражен. Собеседник казался искусственным — настолько необычной была его внешность. Он был невысок и плотно сложен. Очень светлая кожа, почти бесцветные волосы, голубые глаза странно не соответствовали толстым губам и большим ушам без мочек, а горбинка на переносице — широким вывороченным ноздрям.
— Как вас зовут? — осведомился Лейф. Незнакомец кашлянул.
— Мы... Я Джим Крю.
Лейф обратил внимание на это «мы». Он обернулся — в приемной сидели еще трое, мужчина и две женщины. Все — молодые и похожие на Джима Крю, как брат и сестры.
— Вы все на энцефалографию? — спросил Лейф.
— Нет, абба, — ответил Джим Крю.
Он обернулся к остальным, и двое закрыли глаза — ресницы походили на ноги паука-сенокосца. В воздухе вдруг зазвенело напряжение. Лейф физически ощутил, как вокруг него стягиваются невидимые нити.
— Что вам надо? — потребовал он.
— Абба, — произнес Джим Крю, — мы пришли к вам, потому что вы единственный человек в Париже, кто может помочь нам.
Одна из женщин поднялась на ноги. Лицо ее потрясло Лейфа жестокой, сияющей красотой, и в то же время оно оставалось до странного отрешенным. «Икона, написанная художником-кубистом», — пришло в голову Лейфу.
— Наша дочь умирает, — проговорила она дрожащими губами. Голос ее был низок и глуховат.
Она протянула руку, и Джим Крю сжал ее пальцы.
— Нашу дочь сбила та же машина, — сказали они вместе, — что и погибшую Аллу Даннто.
— Наша дочь умирает, — не открывая глаз, простонала женщина, сидящая на диване. — Ее череп пробит, и осколок кости давит на мозг.
Второй мужчина внезапно расхохотался. Контраст с очевидным горем остальных был так страшен, что Лейф вздрогнул.
— Это неважно, — произнес смеющийся. — В чем-то важно, а в чем-то — нет. Но если вы не придете скоро, наша дочь умрет.
Лейфу казалось, что он видит кошмарный сон. Он так торопился в палату Даннто — и не мог уйти.
— Что вы знаете о госпоже Даннто? — спросил он. — Откуда вы знаете, что она мертва?
— Мы знаем, — просто ответил Джим Крю. — И знаем, что она живет вновь.
— Я должен идти к госпоже Даннто, — сказал Лейф. — Мне очень жаль вашу дочь, и я сделаю для нее все, что смогу, как только освобожусь немного. В какой она палате?
— Ее нет здесь, — ответила стоящая женщина. Она открыла ярко-синие глаза, и Лейфу почудилось, что они сияют собственным, а не отраженным светом. — Наша дочь в пещерах глубоко под городом.
— Да в чем дело?! — рявкнул Лейф. — Говорите быстрее. У меня нет времени на ваш бред!
— Мы, — сидящий на диване обвел рукой своих товарищей, — видим в безумии истинный смысл.
Джим Крю печально улыбнулся.
— Нашу дочь сбила машина, врезавшаяся в автомобиль Аллы Даннто. Мы не привезли ее сюда, потому что это значило бы убить ее — и нас.
— Оч-чень интересно, — выдавил Лейф. Жилы на его шее вздулись. — Но я понятия не имею, о чем вы толкуете. По-моему, стоит вызвать уззитов. Вы как раз из их... контингента.
— Вы не сделаете этого, — ответил Джим Крю.
— Вы не сможете, — дополнила красавица. — Мы знаем. Наша дочь знает.
— Вы придете в подземелья, — сказала вторая женщина.
— Черта с два! — отрубил Лейф. — Если хотите, чтобы я оперировал вашу дочь — везите ее сюда.
Он шагнул к выходу, отстранив Джима Крю. И у порога остановился на полушаге, точно завязнув в отвердевшем воздухе, потому что до него донесся не-звук, голос, не имевший ничего общего с колебаниями воздуха, но тем не менее слышный.
— Quo vadis? Лейф обернулся.
— Что вы делаете?
— Не надо считать это насилием, доктор Баркер, — произнес Джим Крю. — Мы сделали это только для того, чтобы вы не считали нас... безумцами.