Но знакомство с иной, незнакомой жизнью, со вкусами более утонченными и сложными, превращающими Катушку в женщину другого круга, нежели тот, в котором она так долго пребывала, скоро перестало быть для нее болезненным выставлением напоказ своих недостатков перед любовником. Она быстро привыкла всегда быть начеку, не слишком удивляться и не слишком радоваться, тая про себя ощущение неловкости из-за своих манер, неправильностей речи, духов, цветов, и еды, сочетаемых совершенно иначе, согласно другому вкусу, с которым она только-только начала осваиваться, и еще из-за множества совершенно неведомых ей условностей. Сначала, особенно за столом, многое для нее казалось странным и непривычным, твердые правила в сочетании блюд ее вовсе не радовали. Так, например, обязательное сочетание черной икры и сливочного масла, фруктов и замороженного шампанского, горький вкус шоколада высшего сорта, было теми пустяками, которым прежде она никогда не придавала значения! Но, размышляя о своей жизни, каждом своем шаге и каждом мгновении, Катушка начала понимать, что на всех этих условностях и держится эта иная жизнь и что люди разнятся между собой не столько душами, сколько своими привычками и обычаями.
В один прекрасный день Буби и Катушка были потревожены в их покойном гнездышке племянницей Дородана, которая давно уже разыскивала Буби. Ему пришлось принять ее и поговорить с ней в маленькой гостиной. Катушка стояла в соседней комнате, прильнув ухом к двери. Племянница старика была простой женщиной. Монотонно и неуклюже рассказывала она о своих бедах. От ее одежды, теплой не по погоде, густо и неприятно пахло кухней. Буби отодвигался от нее все дальше и дальше. За последнее время, живя со своей возлюбленной в сладостно благоухающей роскоши, он привык, что все окружающее будит в нем лишь приятные мысли. Жизнь эта была далека и от беспристрастности и от трезвости. Далека была и Вена, где мыслил он высоко и благородно и желал даже жить в бедности. Теперь, не зная еще, чего этой женщине нужно, только по некрасивому платью и тяжелому запаху от нее, Буби, хотя и смущаясь, решил про себя, что правой она быть не может! И тут же, ощутив это свое падение, Буби сперва удивился, а потом опечалился и решил быть с ней как можно добрее и как можно внимательнее, вникнув в то, чего же ей все-таки нужно. Племянница Дородана знала, что Буби приходил к ним. С той поры старик каждый день рассказывал ей об этом, возлагая все надежды на Буби и присовокупляя к ним иногда брань по адресу Урматеку и всего его окружения, к которому принадлежала и Катушка. О связи Буби эта женщина ведать не ведала и, стараясь говорить как можно убедительнее, слово в слово повторяла то, что говорил ей старик. А молодой барон, слушая ее, то и дело громким голосом, чтобы заглушить ее слова, повторял:
— Так, так! Продолжай, и что же дальше?
А рассказывала она о том, что Урматеку их известил и должны они покинуть свое жилище на берегу реки и перебраться в деревню. В отчаянии не знает она, кому ей кланяться, потому что Дородан сказал, что только мертвым вынесут его из собственного дома. Спасти их может один только Буби! Ходила она к старому барону, и не раз, но он не принял ее. Дядюшка писал, но письма не доходили. Хорошо бы Буби навестил старика, который теперь и из дома не выходит, успокоил его, — так закончила женщина свой рассказ, вытирая слезы.
Первое, что ощутил Буби, были угрызения совести. И следом — что дело это вовсе не такое простое. Не признаваясь сам себе, Буби с некоторых пор стал чувствовать неудовлетворенность той жизнью, какую вел. Он принадлежал к той породе людей, для которых счастье быть рядом с любимой женщиной после первых недель опьянения уже не застилает мира. Каждый день он ловил себя на мыслях о фабрике, строительство которой было начато и брошено. Но у него недоставало решимости вновь приняться за работу и попытаться как-то примирить свое дело со своим чувством. И вот мало ему своих собственных переживаний и угрызений совести, так является эта старуха в вонючем платье и напоминает ему о забытых им обязательствах, а с ними хоть и тонкой, но крепкой нитью связана жизнь несчастного старика, который так любил его и, наверное, не обманул. Охваченный мыслями, в которых Катушке он никогда даже не признавался, Буби почувствовал, до чего тяжкий груз на будущее принесла для него эта женщина. Потому ему и были так непереносимы и вид ее и настойчивость. Он заранее предвидел все переживания и ничего не хотел обещать. Но трудно сопротивляться упорству отчаяния. Женщина умоляюще хватала его за полу сюртука, касаясь его своим платьем, настойчиво повторяя одно и то же: пусть Буби придет повидаться с Дороданом. В конце концов он уступил: в растерянности пообещал, что придет. С тем она и ушла.
