Конец означает начало - страница 11

. Тем же постановлением вводилась ещё одна карательная мера — увольнение с работы за четыре опоздания в течение двух месяцев. При этом к опозданиям приравнивались задержки в заводских столовых. Учитывая, что обеденные перерывы были сокращены с 45 минут до 20—30, а из-за плохо налаженной работы в столовой нередко выстраивались длинные очереди, рабочие просто не успевали пообедать в столь короткий срок.

Изменению практики социального страхования также предшествовала пропагандистская кампания, в ходе которой указывалось, что «в соцстрахе деньгами бросаются направо и налево», а бюллетени по болезни «порой врачами выдаются бесконтрольно» [79]. Во многих статьях выдвигалось требование урезать право женщин — работниц и служащих на декретный отпуск в размере 56 дней до родов и столько же дней после родов. «Письма трудящихся», помещённые в «Правде», уверяли, что «закон об отпусках по беременности утверждался много лет назад» (! — В. Р.) и «устарел» [80]. Между тем указанный размер декретного отпуска был установлен в 1936 году. «Обновление» закона выразилось в том, что декретный отпуск был сведён к 35 дням до родов и 28 дням после родов.

Пособие по болезни также было урезано. Оно выдавалось отныне в размере 100 % лишь тем, кто более 6 лет проработал на одном предприятии. Проработавшим от 3 до 6 лет оно выплачивалось в размере 80 % от средней зарплаты, от 2 до 3 лет — в размере 60 % и до 2 лет — в размере 50 %. При этом работники, не являвшиеся членами профсоюза, получали пособие в половинном размере от этих норм.

Путёвки в дома отдыха разрешалось предоставлять только тем, кто проработал на данном предприятии не менее двух лет. При этом не учитывалось даже то, что многие предприятия были построены в последние годы, и поэтому у рабочих и служащих не было никакой «вины» за малый стаж работы на них.

Однако все эти меры практически ничего не дали для снижения текучести кадров, которая по-прежнему оставалась бичом советской промышленности. Мизерная оплата труда и тяжёлые условия на производстве и в быту по-прежнему заставляли рабочих переходить с одного завода на другой в поисках более высокого заработка, сносных жилищных условий и т. д. Рабочие нередко саботировали постановление о трудовых книжках, а администрация предприятий в условиях повсеместного большого спроса на рабочую силу принимала людей на работу без предъявления трудовых книжек. Как сообщалось в «Правде», «на металлургических заводах лежат сотни трудовых книжек, не востребованных рабочими, ушедшими с производства. Всякими обходными путями прогульщики умудрялись устраиваться на других заводах, получая там новые трудовые книжки» [81]. Например, за полтора года с завода «Манометр» было уволено за прогулы и ушло по собственному желанию 2253 человека (при штатном расписании в 2500 человек) [82].

Обнаружилось, что рабочие научились даже использовать меры, установленные в декабре 1938 года, для того, чтобы уходить с предприятия. На пленуме ВЦСПС Шверник жаловался, что рабочие «умышленно опаздывают на работу свыше 20 минут и на этом основании требуют увольнения с работы». Ещё более анекдотичным был рассказ директора московской обувной фабрики «Парижская коммуна» Ритмана о случае, когда к нему зашёл жестянщик Капустин и стал возмущаться тем, что его не увольняют за кражу. «Оказалось, что этот Капустин пытался унести четыре пары подошв, но был задержан. Хорошо разбираясь в тонкостях уголовного законодательства, он украл ровно столько, чтобы не попасть со своим мелким делом в народный суд, а отделаться решением товарищеского суда и одновременно улизнуть с фабрики» [83].

Зная об огромном множестве подобных фактов, сталинская клика не пошла по пути улучшения условий и охраны труда, работы заводских столовых и городского общественного транспорта, снабжения предприятий сырьём и полуфабрикатами, уменьшения простоев, в том числе из-за отсутствия работы и плохого ремонта оборудования. Вместо этого она прибегла к привычным административно-полицейским мерам, введению уголовного наказания за многие виды проступков на производстве.