— Хватит, найди себе другое развлечение. Больше мучиться с мальчишкой я не собираюсь…
— Железное у тебя сердце, Вера! — вздохнул папа. — И в кого ты только?
— В себя, — отрезала Вера. — Я всегда тебе говорила, что ты несколько переоцениваешь законы наследственности. И вообще ты большой ребенок.
И вот через год с лишним я опять увидел Тузика здесь, на Хитровке, в притоне Севостьяновой.
— Ты чего застрял? — крикнул Виктор.
— Да тут, мальчишка…
— Какой мальчишка?
— Ну помнишь, я тебе рассказывал… Тузик. Отец его с Хитровки тогда привел.
Виктор подошел ко мне и наклонился над диванчиком.
— Испанка. Надо бы в больницу… Давно его прихватило? — спросил он у Севостьяновой.
— Третий день пошел. Ничего, отлежится.
— Какое там отлежится! Как пить дать, помрет.
— А помрет, значит, так надо. Богу видней, — безучастно ответила Севостьянова и предложила Савельеву еще чашку чаю. Но тот отказался.
— Ну так что, отнесем в больницу? — неуверенно спросил Виктор.
Виктор попросил у Севостьяновой второе одеяло и начал тщательно закутывать Тузика.
— Охота вам возиться… — сказала Севостьянова и осеклась: на улице застучали выстрелы.
Кто-то дико и страшно закричал. Опять выстрелы. Один за другим. Мы с Виктором безотчетно кинулись к выходу.
— Куда? Сейчас же назад! — крикнул Савельев.
С быстротой, которой трудно было от него ожидать, он подскочил к выключателю, погасил свет и пинком ноги распахнул дверь в ночлежку, где слабо светила керосиновая лампа.
— Храбрость показывать нечего, — ворчливо сказал он, запыхавшись, — а то всех, как кроликов, перестреляют. Это вам не роман о похождениях Рокамболя, а Хитровка. А ты, Аннушка, подальше от греха уйди-ка в ту комнату…
Он прижался спиной к стене у входной двери, и я слышал, как коротко щелкнул взведенный курок. Мы с Виктором встали по другую сторону двери.
— Спусти предохранитель, — почему-то шепотом сказал мне Виктор.
— А где он? — также шепотом спросил я.
Держа в руке только утром полученный браунинг, я больше всего опасался, что могу всадить пулю в самого себя: Груздь не объяснил его устройства, а спросить у него я постеснялся.
Виктор молча взял браунинг и, что-то сделав с ним, вложил мне его обратно в руку.
Стрельба прекратилась так же неожиданно, как и началась. В ночлежке что-то передвигали, ругались, но к двери никто близко не подходил.
— Пошли? — спросил Виктор.
— Успеете.
Томительно тянулись минуты. Потом послышались торопливые шаги, и в освещенном квадрате дверного проема появилась фигура Горева.
— Не стреляйте. Это я. Где тут выключатель? — Он зацарапал ногтями по стене.
— Сейчас.
Савельев зажег свет. Горев тяжело опустился на стул. Шуба на нем была распахнута, лицо бледное, веко правого глаза подергивалось.
— В чем дело? — спросил Савельев.
— Арцыгов… Лесли застрелил…
— Побег?
— Какой побег! Для развлечения…
Виктор неторопливо начал засовывать маузер в кобуру. Он никак не мог попасть в коробку. Бессмысленными глазами оглянулся по сторонам и так, зажав маузер в руке, двинулся к двери.
— Сухоруков! — окликнул его Савельев. — У вас не найдется закурить?
— Что? — непонимающе посмотрел на него Виктор.
— Закурить, спрашиваю, не найдется?
— Закурить?
Рукой, в которой был маузер, Виктор начал похлопывать себя по карману. Затем положил маузер на стол и достал кисет.
— Но вы же не курите? — растерянно спросил он.
— Правильно, — подтвердил Савельев. — А теперь спрячьте оружие и пошли.
Мы прошли через притихшую ночлежку и спустились по лестнице. Красногвардейцы оттаскивали труп к одинокому столбу фонаря, который слабо светил сквозь густую кисею падающего снега.
С разных концов площади стекались к фонарю группами и поодиночке оборванные люди.
Солдат в ушанке угрожающе клацал затвором и тонко кричал:
— Куда?! Стрелять будем!
— Где Арцыгов? — спросил у него Виктор.
— А я знаю? — зло огрызнулся тот и снова закричал: — Куда? Куда?!
Откуда-то неожиданно вынырнул Арцыгов, разгоряченный, в лихо заломленной на затылок мерлушковой папахе.
— Поторапливайся, ребята, поторапливайся! — Увидев нас, он весело оскалил зубы и подмигнул: — Смыться хотел!
— Не лгите, — устало сказал Горев. — Я все видел. Вы просто самовольно дали приказ о расстреле.