— О, конечно!
— Потерпите еще немного.
«Ничего не попишешь, — подумал Володя, оставшись в комнате один, — ждать так ждать». Начиналось то необычное в его чекистской жизни, чего он так долго ждал… Многое теперь зависело от его выдержки, хладнокровия, прозорливости. Один неверный шаг — и все сорвется… Могут, конечно, разоблачить и убить. Но нет, легко это им не удастся.
Володя ласково потрогал наган, с ним он чувствовал себя спокойней.
2
На другой день, так же внезапно и таинственно, как и в первый раз, Мещерский снова появился в квартире на Большой Полянке. Корабельникову он сказал кратко, деловито и доверчиво, как сообщнику:
— Сейчас вместе с вами, Митя, мы отправимся к Канатчиковой даче. Там находится весьма ценный для России человек, великий князь Андрей Романов. Мы должны перевести его на новую конспиративную квартиру. Оттуда его переправят дальше. Вы пойдете рядом с ним и будете изображать из себя сына вашего спутника. Отец гуляет с сыном, это выглядит трогательно…
Зимой восемнадцатого года сумевший избежать ареста бывший великий князь Андрей Кириллович Романов установил связь с монархической контрреволюционной организацией «Орден мономаховцев». Заговорщики взялись вывезти царского родственника в безопасное место. Вначале, правда, его намеревались переправить на юг, к Корнилову. Белогвардейцы предполагали объявить его претендентом на царский трон. Но дела у корниловцев складывались неблагоприятно, и политический совет при штабе белогвардейцев на Дону предложил «Ордену мономаховцев» с этой затеей повременить. Эту-то шифровку и привез в Москву лицеист Митя Ягал-Плещеев.
Сам Андрей Романов ждать больше не хотел. Он настаивал на том, чтобы ему в ближайшее время помогли выбраться из Москвы. Он сильно трусил, этот претендент на русский престол. Романов мечтал скорее очутиться в безопасном месте, лучше всего за границей, где на его имя в швейцарском банке хранились заблаговременно помещенные миллионы. Кроме того, в мешке, с которым он никогда не расставался, Романов таскал за собой бриллиантовые и жемчужные драгоценности русской короны.
— Ну что ж, я готов, — бодро отозвался Корабельников и щелкнул каблуками.
Мещерский подошел к окну, осторожно выглянул наружу, опытным взглядом окинул двор и закоулки. Осмотром остался доволен. Сказал, направляясь к выходу:
— Выходить будем поодиночке. Встретимся на углу у церкви.
После его ухода Корабельников молниеносно написал записку и спрятал ее в условленном месте. Как и было договорено, встретились у церквушки.
— Вот и кончилось, Митя, ваше затворничество, — сказал Мещерский с улыбкой. — Рады?
— Еще бы. Вам даже трудно себе представить, как нудно тянулось время.
— Да, я понимаю… А стреляете вы метко?
— Как будто неплохо, — ответил Корабельников. — На стрельбище всегда получал «отлично»…
— Превосходно. Это я спросил на тот случай, если нам придется вступить в перестрелку. К оружию будем прибегать только в крайнем случае, когда что-нибудь будет угрожать нашему подопечному.
Они шагали по пустынным улицам. Прохожие встречались редко. На мосту через Москву-реку шедший навстречу старик с окладистой бородой удивленно остановился, поглядел, затем припустился их догонять, крича вслед:
— Эгей, сынок! Молодой человек, погодите! Одну минутку!
Корабельников и Мещерский настороженно остановились, переглянулись. Мещерский спросил:
— Кто это такой? Вы его знаете?
Старик приблизился, стащил с головы форменную фуражку и заговорил, обращаясь к Корабельникову:
— Как хорошо, что встретил вас. Вы меня не узнаете?
Конечно, Корабельников узнал швейцара лицея и напряженно соображал, зачем старик остановил его на улице и что хочет ему сообщить.
— Как же не узнал. Рад вас видеть, Анисим Хрисанфович, — спокойно поздоровался Корабельников и, полуобернувшись к Мещерскому, сообщил ему: — Это швейцар нашего лицея.
Мещерский отошел шага на два и остановился, делая вид, что не слушает их, как и подобает воспитанному человеку, но уши навострил.
— Новость для вас имею, — тяжело переводя дух, — сказал Кандыба. — Приехал ведь…
Хотя он и торопился сообщить новости, но говорил с трудом. Старик запыхался и никак не смог справиться с удушьем.
