Автомобиль похитителей как раз повернул на грунтовку, куда уже очень скоро, почти что следом, выехал и молодой человек. И уж тут-то пришлось ему вдоволь подышать пылью. Одно было хорошо – желто-серый шлейф за машиной был хорошо заметен, а других авто на дороге не было.
Не слишком-то оживленное шоссе… Арцыбашев хмыкнул и, выкрутив ручку газа до предела, ехал уже километров пятьдесят в час. Увы, «Москвич» шел немного быстрее. Леонид вскорости потерял его из виду… и пропустил поворот! Только потом заметил вдруг исчезнувший столб пыли.
Немедленно развернув «Ригу», молодой человек покатил обратно, на этот раз внимательно глядя по сторонам. Послеполуденное солнце сияло жаром, в голубовато-белесом небе проплывали реденькие облака, похожие на комки манной каши.
Поверток оказалось две. Одна налево, другая направо. Обе заросшие, обе – без всяких указательных знаков. Внимательно осмотрев и ту, и другую на предмет следов протектора, Леонид решительно повернул направо. И оказался прав! Буквально через пару километров дорога вывела его к берегу моря, к старому заброшенному пирсу, возле которого убого доживали свой век ржавые, давным-давно позабытые людьми суда – небольшой рыбацкий траулер и завалившаяся набок самоходная баржа.
Серовато-синее море с белыми барашками волн, низкий, поросший густым камышом берег. Невдалеке от пирса – знакомый зеленовато-белый «Москвич». Пустой!
Благоразумно оставив мопед на лесной опушке, Арцыбашев осторожно подобрался к машине и спрятался за кустами малины. Интересно, куда это все делись? Присмотревшись, молодой человек углядел шаткие мосточки, переброшенные с пирса на старый траулер. Даже и не мосточки, а просто две досочки. Рядом с ними покачивалась на волнах невидимая со стороны леса рыбачья лодка с аккуратно уложенными вдоль бортов веслами. На досочках что-то валялось…
Сиреневый бюстгальтер! От купальника!
Проскользнув на палубу, Леонид осторожно подобрался к рубке и заглянул в иллюминатор. Пусто! Значит, не в рубке, значит…
В этот момент из трюма донесся крик. Женский, точнее девичий, крик, в котором слышались отчаяние, ужас и боль!
Нет, осторожный Арцыбашев вовсе не бросился в трюм, сломя голову. Сначала приискал себе то, что можно было использовать вместо оружия – в этом качестве вполне подошел ржавый железный прут, валявшийся у фальшборта. Штука оказалось увесистой, килограмма на полтора.
Сразу почувствовав себя намного уверенней, молодой человек приник ухом к приоткрытому люку… Внизу, в трюме, слышались чьи-то голоса, потом звук пощечины… плач…
Леонид ужом скользнул вниз.
– Ты че, дура, рамсы попутала? – донеслось из-за какого-то ящика, коими изобиловал трюм.
– Ты помни, Наташа, мы ж по-хорошему хотели, как люди…
– По-хорошему?! – Наташа выкрикнула сквозь слезы. – Это по-хорошему вы у отца весь бизнес забрали? По-хорошему заставляли платить? Я уже не говорю о дядюшке, его вы вообще…
– А вот его-то мы сейчас и прижмем. Тобой прижмем, сучка! Колян, хочешь ее еще разок? Потом, боюсь, фэйс попортим…
Выглянувший из-за ящика Арцыбашев с трудом разглядел в полутьме трюма троих. Двух знакомых мордоворотов в шляпах и еще одного, судя по рыжей бороде и зюйдвестке – местного. Говорил тот, что со шрамом. Голая Наташа была привязана к какому-то длинному станку, по сути – распята. Подойдя ближе, второй мордоворот с гыканьем помял пленнице грудь и принялся расстегивать брюки.
– Я ж говорил – не надо было одеват-тся, – с заметным акцентом сказал местный. – Я так понимаю, сейчас ее опять на троих… а потом? Что скажешь, Сипатый?
Сипатый – тот, со шрамом – хэкнул в кулак:
– А то и скажу – будем ее тут жарить во все щели, пока дым не пойдет. Потом отрежем мизинец и пришлем дядьке.
«Братки!» – ошеломленно догадался Лёня. Самые первые, отмороженные… будущие «малиновые пиджаки». Бандиты, рэкетиры, преступники, а вовсе не сотрудники КГБ! И Наташа, похоже, их знала…
– Ах ты, лапуся… А на, давай вот так… ласково… Я сказал – ласково, тварь!
Колян хлестко ударил девчонку в подбородок.
– Эй, эй! Не очень-то увлекайся, – озабоченно предупредил Сипатый. – Сдохнет еще раньше времени… Хотя… Сдохнет, так мы дядьку по-другому достанем. По-любому достанем, верно я говорю?
