Миновало несколько дней — теплых, ласковых сентябрьских дней аргентинской весны. Двадцать девятого, в воскресенье, чилийский генерал в отставке вышел из дому вместе с женою Софией и, остановившись на секунду, улыбнулся: вечер был на редкость хорош. От улыбки дрогнула тонкая полоска усов, посеребренных временем.
Карлос Пратс и его супруга София Кутсберт де Пратс сели в свой «фиат-1600» и отправились в гости к таким же, как они, чилийским эмигрантам.
Вечер прошел в воспоминаниях о родине, в обмене новостями, полученными оттуда, в разговорах о том, каким образом здесь, в изгнании, наилучшим образом вести борьбу против пиночетовской хунты. Генерал был сдержан в своих высказываниях. Он опасался, что откровенное выражение его отношения к бывшим коллегам, захватившим власть в стране, может трагически сказаться на судьбе близких, оставшихся в Чили. Там у него престарелые родители, трое дочерей, шесть внуков.
Пока чилийцы проводили время за беседой, на улице возле «фиата-1600» происходила странная возня. Какой-то субъект нырнул под машину. Другой шепотом поторапливал его:
— Живо, живо! Надо успеть, пока нет прохожих.
Домой супруги Пратс возвращались заполночь. Примерно без четверти час — уже началось 30 сентября — их автомобиль остановился у въезда к тяжелым металлическим воротам гаража, расположенного в подвальной части дома. Генерал, сидевший за рулем, вышел, чтобы открыть ворота. Он сделал шаг, другой, и вдруг — взрыв, и с ним — острая боль, уносящая прочь сознание, и ураганная взрывная волна, оторвавшая его от земли и отбросившая в сторону. Он был еще жив, когда одна из соседок выбежала на улицу и бросилась к нему. Но прожил он всего несколько минут. София умерла мгновенно.
Соседи вызвали полицию. Примчались патрульные машины, «скорая помощь», пожарники. Последние загасили пламя, пожиравшее вспыхнувший «фиат-1600». Санитары забрали тела жертв покушения, повезли в морг. Полицейские эксперты осмотрели остатки автомобиля и установили: бомба с часовым механизмом была прикреплена — возможно, с помощью магнита — к шасси под передними сиденьями.
В тот же день престарелые родители Карлоса Пратса, а также дочери погибших — Ильда Сесилиа, Мария Анхелика и София — самолетом авиакомпании «Лан-Чили» вылетели в Буэнос-Айрес. Дочери сразу по прибытии направили письмо тогдашнему аргентинскому президенту Марии Эстеле Мартинес де Перон. Они требовали провести серьезное и глубокое расследование обстоятельств гибели отца. Ответа они не получили.
Официальный Сантьяго, напротив, не обошел вниманием буэнос-айресскую трагедию. Однако создается впечатление, что власти заранее и точно знали о том, чему суждено было произойти. Судите сами. Готовясь, как видно, к возможным народным волнениям в случае убийства Пратса, еще в пятницу, за два дня до покушения, хунта привела вооруженные силы в состояние боевой готовности. На дорожных контрольных пунктах карабинеры были заменены солдатами — их считали более надежными. В воскресенье вечером Пиночет неожиданно прервал свою поездку по стране — поездку, которая должна была бы закончиться в понедельник (в день убийства).
Полковник Педро Эвинг, представитель правительства, говоря 30 сентября с журналистами, сказал, что его подняли с постели, чтобы сообщить об убийстве. Это было в четыре утра — всего несколько часов спустя после покушения. Полковник поспешил довести полученное им сообщение до сведения Аугусто Пиночета. Отвечая на вопрос журналистов: «Как реагировал глава государства на известие из Буэнос-Айреса?» — Эвинг, и глазом не моргнув, преспокойно заметил, что президент-де весьма сожалел о случившемся и, «не задумываясь, осудил систему убийств, созданную экстремистскими элементами, какого бы там толка они ни были».
Развивая версию об «экстремистских элементах», чилийская официозная печать писала в те дни о левых аргентинских радикалах как о виновниках ночного взрыва на улице Малабиа. Но это утверждение оказалось слишком уж неубедительным, и тогда борзописцы принялись кивать на ультраправый «антикоммунистический альянс Аргентины».
