Фавиан взглянул на остальных, которые стояли в растерянности, понимая, что это был вовсе не тест. Ненависть молодого лорда к киммерийцу была очевидна, и все были удивлены этой внезапной сценой примирения. Чтобы скрыть неловкость, Дру занялся расстановкой опрокинутой вовремя сражения мебели, Арга взял у Конана меч, вложил в ножны и повесил на стену, а барон спокойно отдал им незначительные распоряжения и ушел, не попрощавшись, с замкнутым и надменным лицом. Конан снял панцирь и отдал его Дру, но когда собрался уйти вместе с остальными, Фавиан остановил его.
— Теперь, после того, как мы скрестили мечи, что ты скажешь насчет того, чтобы нам вместе выпить, киммериец? — спросил, он и направился к шкафчику рядом с кроватью, откуда вытащил глиняную бутыль и два кубка. — Честно говоря, я считаю выпивку благородным видом спорта, и охотнее упражнялся бы в нем, чем в чем-либо другом.
* * *
Некоторое время спустя Конан, обильно накачанный густым сладкий ликером, весело рассказывал своему хозяину о потасовке в тюрьме. Ликером была перепачкана его куртка, так же, как и охотничий наряд Фавиана, изрядно был залит им и стол.
— И вот, когда они выволокли меня оттуда, я был уверен, что меня сейчас вздернут на виселице, но вместо этого я неожиданно попадаю в благородный дом! Чужеземец в этой стране не может и мечтать о такой удаче, — Конан сделал очередной большой глоток. — Но для вас, должно быть, только прибавилось хлопот. Я вовсе не хотел этого, Фавиан.
— Да ну, не думай об этом, Конан! — небрежно махнул рукой юный лорд. — Разве ты виноват, что похож на меня или что попал в тюрьму именно в такой момент? А кстати, за что тебя посадили?
— Я ни в чем не виноват, клянусь, — замотал головой Конан. — Просто я попала небольшую переделку.
— И ты не связан с бунтовщиками? Может быть, ты призывал к мятежу? — Фавиан пристально посмотрел на него.
— Какой там мятеж! Я и знать ничего не знал. Просто я врезал одному стражнику по морде… но это только потому, что он сам напросился.
А, понятно, — кивнул Фавиан. — Последнее время они все взбудоражены. Во-первых, разговоры о мятеже, а во-вторых еще этот культ змеи, о котором кругом ползут слухи. Не знаю, есть ли во всем этом реальная угроза для правления моего отца, но я знаю одно: если сейчас принять наиболее строгие меры, то меньше хлопот будет потом.
Фавиан налил из бутыли еще Конану, затем, чуть поменьше себе.
— А что это за строгие меры? — спросил Конан, залпом осушив свой кубок.
— Своретта говорит, что всех будоражат смутьяны, которые говорят, что налоги и подати слишком велики. Так вот, друг мой, именно тут-то я и могу сверкнуть во всей красе. Если бы отец разрешил мне возглавить конный отряд в провинции, я бы показал этому отрепью, что такое бунтовать! Я бы им устроил мятеж!
Конан смотрел на свой кубок затуманенным взглядом, язык, слипшийся от сладкого ликера, уже едва ворочался.
— Я хорошо знаю селян, — сказал он. — Они не способны готовить какой-то большой мятеж. Те, кого я видел в тюрьме, совсем не показались мне кровожадными.
— Селяне? Кровожадные? Ну, конечно, нет! — Фавиан цинично рассмеялся. — Если бы они были кровожадными, то они не были бы селянами-земледельцами. Но есть одно, что позволяет сохранять власть Эйнарсонов — абсолютная и безоговорочная жестокость, несмотря на все сладкозвучные разглагольствования советника Лотиана. С того времени, как мой предок Эйнар — или его еще более дряхлый предок, кто бы ни начал это, — так вот, когда он впервые взял в руки меч и стал учиться искусству кровавой бойни, он понял, что тем самым может поднять себя над своими товарищами. И с этого дня меч стал главным выражением нашего превосходства. Убийственное искусство войны — мы всегда должны следовать ему, и если мы забудем об этом хоть на какое-то время, то мы погибли.
Увлеченный собственной речью, Фавиан встал и взял в руки свой меч. Бросив ножны на кровать, он вытянул меч перед собой:
— Как странно, Конан, что этот ужасный инструмент является главным орудием в решении человеческих судеб! Он просто режет мясо, но при этом он поддерживает курс империи и охраняет нас, Эйнарсонов!
