— Все понятно. Ну а теперь скажи мне: что это за чары иного рода и, главное, владеешь ли ты ими?
— Благодаренье отцу Сету — да, я владею ими. Об обитателях Валузии полулюдях-полузмеях почти ничего не известно. И все же того, что знаю я, достаточно. Но помни, сил моих надолго не хватит.
— Чего-чего, а этого можешь не бояться, за это время мы успеем и эту черную штуковину на корабль утащить, — прорычал Зароно. — Так что можешь приступать к делу.
— Тогда я попрошу вас — тебя и матросов — вернуться в лес и не смотреть в мою сторону, — сказал Менкара.
Зароно повел пиратов обратно в чащу. Войдя в лес, они остановились, став спиной к прогалине. Менкара запел, однако ни один из пиратов не понимал этой странной песни. О том, что происходило на поляне, они могли только догадываться. Свет, проникавший сквозь листву, становился то тусклее, то ярче, — казалось, что над ними кружатся огромные тени. Голосу стигийца стали вторить другие, нечеловеческие голоса, что звучали откуда-то сверху. Существам, которым эти голоса могли принадлежать, человеческая речь была явно чужда. Земля неожиданно сотряслась, и свет померк так, будто тяжелая туча заслонила собою солнце…
Раздался слабый голос Менкары:
— Идите!
Выйдя на прогалину, Зароно вздрогнул — стигиец явно постарел.
— Быстрее, — пробормотал Менкара. — Мои чары будут действовать недолго.
Обливаясь потом, Зароно и Менкара вошли в храм. В огромной зале, открывшейся их взорам, стоял полумрак — единственным источником света были распахнутые настежь храмовые врата.
В дальнем конце залы стоял огромный черный алтарь, над которым возвышался идол, выточенный из цельного серого камня. Идол этот походил одновременно и на человека, и на жабу; он сидел на алтаре подобно жабе, его обрюзгшее тело было покрыто бородавками.
Рот идола был полуоткрыт в безрадостной улыбке. Над двумя ноздрями-ямками был выложен полукруг, состоявший из семи круглых алмазов. Семь алмазных глаз идола слабо светились, отражая свет, проникавший в храм через врата.
Существо это показалось Зароно воплощением космического зла, он с трудом заставил себя отвести от него глаза. Перед алтарем лежало два полуистлевших кожаных мешочка. Сквозь прорехи одного из них что-то слабо мерцало — очевидно, это были драгоценные каменья. Присмотревшись, Зароно увидел, что каменья просыпались и на каменные плиты пола — они поблескивали чудесным созвездьем.
Под мешками лежала огромная книга, переплет которой был обтянут змеиной кожей, размеры змея, которому эта кожа могла принадлежать, трудно было себе представить.
Люди обменялись взглядами, исполненными торжества. Зароно осторожно поднял надорванный мешок и левой рукой крепко прижал его к груди; в правую руку он взял второй мешок. Менкара, кряхтя, поднял книгу и благоговейно прижал ее к себе. Глаза его засверкали. Стараясь не шуметь, они вышли из храма, едва ли не бегом пересекли прогалину и наконец присоединились к людям, с нетерпением ожидавшим их в лесу.
— Скорее на корабль! — приказал Зароно.
Отряд заспешил к берегу по свежей просеке; людям не терпелось поскорее покинуть эту цитадель древнего зла, чья тень все еще парила над островом, люди спешили к ясному свету и свежему дыханию открытого моря.
Страх и чувство гнева, владевшие душой принцессы Хабелы, сменились покоем. Она не понимала ни оттого, почему предатель Зароно восстал против своего короля и сжег его каравеллу, ни того, зачем он пленил ее. Ушел не только страх, теперь свободны были и ее руки.
Зароно запер ее в маленькой каюте, предварительно связав ее руки шелковым шарфиком. Казалось, что тонкая полоска алого шелка для этих целей не подходит, — однако Зароно, научившийся искусству вязания узлов у бродячего вендийского фокусника, умудрился связать руки так, что самые искусные пальцы вряд ли смогли бы освободить затянутые узлы; сам же шелк, несмотря на всю свою легкость, был не менее прочен, чем сыромятная кожа. В обеденное время Зароно развязывал шарфик, но стоило принцессе покончить с трапезой, как руки ее вновь связывались. Отвечать на вопросы Хабелы Зароно отказался.
