Присели напротив:
— Гой еси, гости дорогие, мы три Семена, шурины вахрамеевские, будем вас сегодня потчевать!
Обрадовались черти:
— Вот хорошо, а то нам уж прискучило втроем пировать… и имена у вас для застолья самые что ни есть удобные, даже во хмелю не спутаешь. Ну-кось, Сема, разливай!
И пошло у нас веселье, просидели за столом до глубокой ночи, за всех подряд выпили, даже Вахрамея помянули — правда, «навьем-собакой», песенок жалостных сколько-то спели, поплакались друг другу на горькую судьбинушку и всеобщее неуважение, а под конец затеял я свару с побратимами:
— Ты, Соловей, роду низкого, негоже мне с тобой с одного блюда есть!
— Низок, да славен, а ты из грязи да в князи!
Муромец вином из чарки в нас плеснул:
— Оба вы хороши, крику на рупь, толку на грош!
Слово за слово, переругались вусмерть.
— Не желаем за одним столом сидеть, поделить его надобно, пущай каждый в своем углу пирует!
Обмакнул Муромец свиную кость в сметану, размалевал скатерку. Поделили стол, давай яства делить. Из рук блюда рвем, кушанья на гостей летят, с ног до головы черти перемазались. Трусоваты на поверку оказались, драки не унимают, под столы от греха попрятались.
— Давайте уж заодно, — говорю, — и сотрапезников наших, гостей дорогих, разделим!
Согласились Семены и на такой дележ, выбрали себе по царевичу, давай каждый своего потчевать. А на столе не так уж много осталось — что пораскидали, что поделили. Самым запасливым Муромец оказался — и осетр у него аршинный, и поросенок печеный. Я же маху дал — хлеб да капуста квашеная, перед Кузьмой неудобно.
— Рад бы я, гостюшка, тебя попотчевать, да нечем — все братец загребущий к рукам прибрал. Возьми у него ломоть осетрины, небось не обеднеет.
Потянулся жадный черт за даровым угощением, а Муромец тресь его ложкой по лбу:
— Не трожь чужого!
Осерчал я не на шутку, подорвался с места:
— Ты для моего гостя рыбки пожалел, пущай же твой ею подавится!
Схватил осетра за хвост, да тем осетром Муромцева гостя по голове. Рыло осетровое от удара вбок отлетело, Ереме в глаз угодило. Разобиделся Соловей, зачерпнул икры полной жменей, да Кузьме в рыло:
— Сема моего дружка закадычного осетром пожаловал, накось его прихлебателю икорки на закусь!
— Моего гостя бить?! — ревет Муромец, булаву выхватывая. — Всех порешу, нам с Фомой больше достанется!
Я за кладенец, Соловей за ножи:
— Не печальтесь, Кузьма да Ерема, мы за вас живо отомстим, остыть не успеете!
Перепугались черти, из-за стола повыскакивали:
— Вы уж тут без нас разбирайтесь, мы и без того загостились, дома, поди, жены с детками малыми ждут не дождутся!
— Куда ж вы, гостюшки?! А как же почет, святой долг хозяйский, чтобы вы обиды на нас не держали?!
И давай чертей за хвосты ловить, за стол насильно сажать. Своего под руки, чужого кулаком по темечку, Муромец Кузьме моему ухитрился черствый бублик на рыло поверх икры закрутить.
Визжат черти, упираются:
— Хватит с нас почета, ввек вашу доброту не забудем, только отпустите восвояси!
Переглянулись мы, отвесили чертям по затрещине на посошок:
— Не забывайте нас, захаживайте!
— Уж лучше вы к нам!
С тем и сгинули.
Мы тоже засиживаться не стали, едва до покоев добрели — сон сморил. По пути еще песенку развеселую спеть умудрились, весь терем перебудили, даже коты под окнами на радостях заорали — думали, невеста у них в тереме завелась.
Утром просыпаюсь — голова с похмелья трещит, друзья над кадкой с водой студеной плещутся, отфыркиваются:
— Давай-кось Кощеича прямо в постели окатим, одним махом протрезвим, еще спасибо нам скажет!
— Да уж скажу — мало не покажется!
Поплескался я в воде, рассолу хлебнул — ожил. Пошли мы к Вахрамею обещанного требовать.
— Охти мне тошнехонько, — вздыхает царь, — от сердца отрываю! Кабы не родственники, тремя службишками пустячными не умилостивили бы.
Кликнул садовника:
— Вот тебе, Еремейша, помощники, за аленьким цветочком приехали. Выдай им по лопате с рукавицами холщовыми, и проводи в сад, пущай любой копают!
Да как расхохочется — у нас мороз по коже. Что дочь, что батюшка — с обоими ухо востро держать надобно, не угадаешь, какой подвох задумали.
