Но смущает
неизбежность превращения третьего
варианта в вариант четвертый. Даже
больше - превращение уже
началось.
Прежде чем перейти к
сути, позволю лирическое отступление,
благо законы жанра прямо-таки
предписывают отступать где только
можно.
Итак: Пушкина убил
Бальзаминов! Тот самый, герой комедий
Островского, коллежский регистратор с
годовым жалованием в сто двадцать
рублей, мечтавший выбиться из бедности
через женитьбу на богатой. Не
собственноручно убил, не в одиночку, не
умышленно, но действия его были таковы,
что гибель Пушкина была предопределена.
Причина болезненной нервности поэта,
приведшей к злосчастной дуэли, была тоже
бедность. Одних долгов за сто тысяч, а
журнал, издаваемый на собственные
средства, не покрывал издержек. Почему?
А потому, что безденежные Бальзаминовы,
вместо того чтобы приобретать
лицензионный "Современник", списывали
стихи в тетрадочку - от человека к
человеку. Благодаря рукодельному
копированию, Пушкина читали и в Риге, и
в Иркутске, и во Владивостоке.
Измученный кредиторами, разуверившийся в
прибыльности производимого им
интеллектуального продукта, поэт махнул
на жизнь рукой. Этим и
воспользовались…
Что делает
человек, когда плоды его труда
беззастенчиво крадут? Введение
продразверстки аукнулось массовым
голодом: крестьяне перестали сеять
пшеницу. Чего стараться, если все
отберут? Ну а если не все? Если чуток
оставят? Тогда сеять будут, но решат:
при малейшей возможности нужно ехать в
город и становиться хоть дворником, хоть
человеком с дипломом.
Выяснилось,
что и человек с дипломом не может
уберечь свое. Тогда-то и появилась
поговорка, что государство делает вид,
будто нам платит, а мы - будто работаем.
Коллективы годами разрабатывали новую
модель магнитофона или пылесоса, в то
время как народ облизывался на
панасоники. И правильно облизывался -
новая модель от старой отличалась
преимущественно большей ценой и меньшей
надежностью.
То же происходит
здесь и сейчас - в софтверной индустрии.
Отчаявшись получить с потребителей
сполна - на одного платящего семеро
Бальзаминовых, - человек начинает только
делать вид, будто создает что-то новое:
бантик повяжет, рюшечку пришьет. Как
часто приходится слышать, что версия
восемь программы имярек ничуть не лучше
версии семь, только ресурсов ей подавай
самых лучших и побольше, побольше.
Понятно, бантики и рюшечки даром не
даются.
Скоро и рюшечки делать
перестанут. Все будет так, как в средние
века, когда богатые сеньоры и меценаты
заказывали немногочисленным
интеллектуалам поэмы, полотна и
реквиемы. Теперь место баронов и
герцогов займут крупные
корпорации.
Но крупных, а главное,
готовых платить корпораций всегда
меньше, чем работников умственного
труда. Части из них придется
переквалифицироваться хоть бы и в
управдомы. Оставшиеся в силу
обстоятельств секреты будут беречь пуще
глаза, что приведет к торможению
прогресса вплоть до его полной
остановки.
Наступит второе
средневековье.
Как вы думаете, а
первое средневековье почему наступило?
МНЕНИЕ: Интеллигенция и прогресс
Автор: Ваннах Михаил
Проще всего определить
интеллигенцию в пространстве. Это -
Россия. Под всеми своими именами.
Российская империя. Российская
республика смуты десятых годов ХХ века.
СССР. Российская Федерация и все
постсоветское пространство русскоязычной
культуры. Именно здесь родился данный
термин.
Интеллигенция во
времени и пространстве
Несколько
труднее локализовать интеллигенцию во
времени.
Тут можно воспользоваться
понятием - "от гласности до гласности".
Бытование термина начинается в
пореформенной России Александра II
Освободителя. Именно тогда в толстых
журналах впервые заговорили о гласности,
а необычайно плодовитый, написавший
больше сотни романов литератор Петр
Дмитриевич Боборыкин (1836–1921) ввел в
употребление термин интеллигенция.
"Интелигенцiя"
в значении разумная, образованная,
умственно развитая часть жителей,
появляется в томе "исправленного"
Толкового словаря живого великорусского
языка В. И. Даля, изданном в 1881 году
книгопродавцом-типографом М. О. Вольфом
в Санкт-Петербурге и Москве. (Кстати,
именно с него делались репринтные
издания советского времени, создавшие у
многих несколько искаженный образ труда
великого русского лексикографа. Сам
Владимир Иванович скончался девятью
годами раньше.)
