"Куда... потратил? - между тем, тотчас пугается в обратную сторону наш тупой Арафат. - Где ты успел?" "Так там же в Хамске, - отвечает ему с добрым прищуром кмо-Ленин. - Братки как раз приватизировали военно-промышленный гигант. И продавали на фиг по дешевке все, что там в бункерах было понатыкано. Мне достался какой-то ну очень крутой компьютер. А в нагрузку дали катапульту. Тоже с придурью. Все это сейчас самолетом "Руслан" через Иркутск и Бангкок летит на Кипр. Там и заберем, если по дороге "Руслан" нигде не нае..."
***
Долетел наш груз и доплыл до Эреца (Израиловки). Тут же пошли разговорчики в строю - одружбе с русской мафией.
Вот и приезжает проверяющая из мин-чего-то-там "тетя Паша", она же геверет (кляча) Пинна. По-русски - никуда пальцем. Тупых с ней жестами объясняется. А он же в хамском ПТУ рос, у него любые жесты такие, что от них краснеют стекла по всему кварталу даже в пасмурный полдень. А Пинна ничего, хихикает в свой висячий нос, макака израильская. Па-адло марокканское...
А пока что она семенит волосатыми кривыми ножками под отвислой дупой прямо к сейфу. Ушлый Саня туда как раз накануне спрятал канистру с бензином для этого хитрожопого хамского компьютера. Но хуже другое - питание для катапульты, с полтонны тринитротолуола, мы рассовали по ящикам столов. Комнату же мы арендуем небольшую, а сидят там пятеро хамских ученых и по двое чайников на каждого из нас, плюс одна на доцента Тупых. Когда тетя Паша на своей метле влетела, одна, как обычно, у него на коленях сидела, с клетчатой кепочкой-куфией пальчиками играла,.
"В три ноздри, - говорит эта низкая Пинна на высоком иврите, - чую: тут пахнет могилой." И что за нечеловеческие ноздри у этих марокканок? Ведь накурено так, что адон Метумтам одну двумя руками держит, чтобы не исчезла в тумане. Велит, стервоза старая, открыть сейф, а оттуда и правда запашок пошел - канистра худая оказалась. Протекло маленько, литра три, не больше.
Тетя Паша затравленно оглянулась - все чиркают зажигалками, курят на нервной почве. Вечно эти обезьяны и сами зря дергаются, и людей нервирует сто раз мы ей говорили: сейф-то несгораемый. "Саня, - кричит Тупых с перепугу во мрак и дым. - Слы-ышишь?" "Слышу", - отвечает Саня, а сам по гвоздю колотит - ящики с тринитротолуолом заколачивает, пока тетя Паша не унюхала кой-чего. "Стой,мамзер (ублюдок), - говорю я ему. - Ну как сдетонирует..." "Хуже, - говорит, - если тетя Паша сдетонирует?" И то по гвоздю, то по ящику.
А та подходит к столу, на котором Тупых устроился, и ноздрями порхает. Тупых жестами спрашивает, что, мол, вы еще унюхали, уважаемая Пинна Мордехаевна? "Шум (чеснок)," - говорит она в ужасе и вдруг переходит на русский: "Откуда, самоубийцы у вас чесноком несет?" "Так, - лепечет одна, это я с утра кцат (чуть) обожралась. От простуды головку натощак улопала. Отрыжкой вот маюсь".
Все такому диалогу удивились, кроме меня. Я давно знаю, что этих липовых марокканцев-проверяющих только напугай как следует, сразу родной русский вспоминают. Вот и эта фальш-Пинна говорит с бессарабскими интонациями: "Врешь, бахура (телка). Тринитротолуолом ты с утра обожралась."
Все задышали часто-часто, только Саня на нервной почве так по ящику в тишине колотит, что только щепки летят. Точно, думаю, сейчас мы все тут алона (дуба) дадим... Тетя Паша черные очки в карман, включила свои волосатые колеса на полную катушку - и ходу. Только свист затих вдали, а потом и пыль улеглась.
Доцент Тупых говорит: "Чтоб завтра я этой вашей канистры и чего вы там в ящики свои поклали,тут на кафедре не видел (он, бедняга, себя еще завкафедрой воображает). Хорошенькую мне моду завели - на бочке с порохом работать. Куда, куда? Да кому угодно, хоть на баланс ЦАХАЛа (ВС), но чтоб тут не было!" "А если ХАМАС (замотанные морды) пронюхает, что у нас столько горючки?" - спрашиваю я, как политически озабоченный. "Пусть только сунутся, - мрачнеет Тупых. - Я хоть и похож на ихнего раиса, но такой упредительный взрыв устрою, что у кривого шейха Ясина вообще плечо за плечо завернется. Позволю я ему живых людей у них же ворованным тринитротолуолом в расход пускать! Пока же я тети Паши больше, чем этого шейха боюсь..."