Дни потянулись томительной вереницей. Сон, кефир, работа, одиночество. Коллеги, видя мое состояние, забеспокоились. Познакомили меня с развитой девицей Фридой Штейн.
Мы провели два часа в ресторане. Играла музыка. Фрида читала меню, как Тору, – справа налево. Мы заказали блинчики и кофе.
Фрида сказала:
– Все мы – люди определенного круга.
Я кивнул.
– Надеюсь, и вы – человек определенного круга?
– Да, – сказал я.
– Какого именно?
– Четвертого, – говорю, – если вы подразумеваете круги ада.
– Браво! – сказала девушка.
Я тотчас же заказал шампанское.
– О чем мы будем говорить? – спросила Фрида. – О Джойсе? О Гитлере? О Пшебышевском? О черных терьерах? О структурной лингвистике? О неофрейдизме? О Диззи Гиллеспи? А может быть, о Ясперсе или о Кафке?
– О Кафке, – сказал я.
И поведал ей историю, которая случилась недавно:
«Прихожу я на работу. Останавливает меня коллега Барабанов.
– Вчера, – говорит, – перечитывал Кафку. А вы читали Кафку?
– К сожалению, нет, – говорю.
– Вы не читали Кафку?
– Признаться, не читал.
Целый день Барабанов косился на меня. А в обеденный перерыв заходит ко мне лаборантка Нинуля и спрашивает:
– Говорят, вы не читали Кафку. Это правда? Только откровенно. Все останется между нами.
– Не читал, – говорю.
Нинуля вздрогнула и пошла обедать с коллегой Барабановым…
Возвращаясь с работы, я повстречал геолога Тищенко. Тищенко был, по обыкновению, с некрасивой девушкой.
– В Ханты-Мансийске свободно продается Кафка! – издали закричал он.
– Чудесно, – сказал я и, не оглядываясь, поспешил дальше.
– Ты куда? – обиженно спросил геолог.
– В Ханты-Мансийск, – говорю.
Через минуту я был дома. В коридоре на меня обрушился сосед-дошкольник Рома.
Рома обнял меня за ногу и сказал:
– А мы с бабуленькой Кафку читали!
Я закричал и бросился прочь. Однако Рома крепко держал меня за ногу.
– Тебе понравилось? – спросил я.
– Более или менее, – ответил Рома.
– Может, ты что-нибудь путаешь, старик?
Тогда дошкольник вынес большую рваную книгу и прочел:
– РУФКИЕ НАРОДНЫЕ КАФКИ!
– Ты умный мальчик, – сказал я ему, – но чуточку шепелявый. Не подарить ли тебе ружье?
Так я и сделал…»
– Браво! – сказала Фрида Штейн.
Я заказал еще шампанского.
– Я знаю, – сказала Фрида, – что вы пишете новеллы. Могу я их прочесть? Они у вас при себе?
– При себе, – говорю, – у меня лишь те, которых еще нет.
– Браво! – сказала Фрида.
Я заказал еще шампанского…
Ночью мы стояли в чистом подъезде. Я хотел было поцеловать Фриду. Точнее говоря, заметно пошатнулся в ее сторону.
– Браво! – сказала Фрида Штейн. – Вы напились как свинья!
С тех пор она мне не звонила.
Дни тянулись серые и неразличимые, как воробьи за окнами. Как листья старых тополей в унылом нашем палисаднике. Сон, кефир, работа, произведения Золя. Я заболел и выздоровел. Приобрел телевизор в кредит.
Как-то раз около «Метрополя» я повстречал бывшего одноклассника Секина.
– Где ты работаешь? – спрашиваю.
– В одном НИИ.
– Деньги хорошие?
– Хорошие, – отвечает Секин, – но мало.
– Браво! – сказал я.
Мы поднялись в ресторан. Он заказал водки.
Выпили.
– Отчего ты грустный? – Секин коснулся моего рукава.
– У меня, – говорю, – комплекс неполноценности.
– Комплекс неполноценности у всех, – заверил Секин.
– И у тебя?
– И у меня в том числе. У меня комплекс твоей неполноценности.
– Браво! – сказал я.
Он заказал еще водки.
– Как там наши? – спросил я.
– Многие померли, – ответил Секин, – например, Шура Глянец. Глянец пошел купаться и нырнул. Да так и не вынырнул. Хотя прошло уже более года.
– А Миша Ракитин?
– Заканчивает аспирантуру.
– А Боря Зотов?
– Следователь.
– Ривкович?
– Хирург.
– А Лева Баранов? Помнишь Леву Баранова? Спортсмена, тимуровца, победителя всех олимпиад?
– Баранов в тюрьме. Баранов спекулировал шарфами. Полгода назад встречаю его на Садовой. Выходит Лева из Апраксина двора и спрашивает:
«Объясни мне, Секин, где логика?! Покупаю болгарское одеяло за тридцать рэ. Делю его на восемь частей. Каждый шарф продаю за тридцать рэ. Так где же логика?!.»
– Браво! – сказал я.
Он заказал еще водки…
Ночью я шел по улице, расталкивая дома. И вдруг очутился среди колонн Пушкинского театра. Любовники, бретеры, усачи прогуливались тут же. Они шуршали дакроновыми плащами, распространяя запах сигар. Неподалеку тускло поблескивали автомобили.
