Комплекс Мадонны - страница 13

с устремленным вперед взглядом мимо полей сахарного тростника, на которых он работал мальчишкой. Старик управляющий, объект детской ненависти Лопеса, вероятно, захочет завести с новым Лопесом, бизнесменом и капиталистом, разговор, но Лопес просто окинет его свирепым взглядом, не ответит на приветствие и сделает то, о чем всегда мечтал: плюнет на его ботинки. Бросив монету, Лопес получил плащ девицы из тонкого габардина. Он накинул его ей на плечи, и они спустились по лестнице в полутемный вестибюль, где еще один заместитель управляющего, ростом с гориллу, дружески трепался с былым дружком Лопеса Марио. Лопес почувствовал, как его дернули за рукав, и сердито обернулся к Марио.

— Не трогай мундир, идиот.

— Рафаэль в сортире. Мы только что купили пятьдесят пакетов, собираемся заняться делом.

— Я этим не пользуюсь, — ответил Лопес.

— Я думал, ты возьмешь пакетик. У меня есть с собой. Мы собираемся распродать их, как горячие пирожки. Заплатил — бери и уноси ноги от прилавка.

Лопес внимательно посмотрел на него.

— Это мусор для животных вроде тебя.

— Настоящий, добротный героин. Ни грамма сахара. Все запечатано, парень, запечатано.

— Кто этот твой друг? — спросила девушка.

— На кого он похож? Испанский кретин. Безмозглый. — Лопес швырнул Марио гривенник. — Возьми, дружок, хлебни пива. Похоже, оно тебе не помешает.

Лопес с удовольствием вдохнул ночной аромат Бродвея.

— Как насчет того, чтобы заскочить в «Терезу»? — предложил он.

— Разомнемся в кроватке? — спросила девица, вызывающе усмехаясь.

— Что ж, посмотрим. Мой аппарат действует, это уж точно.

— Ну?

— Я его каждый день смазываю.

— Пилюли глотаешь?

— Никогда не притрагивался. От них у моего брата в прошлом году потекло.

Забравшись на заднее сиденье такси, Лопес расстегнул ширинку.

— Ты торопишься?

— Разомнусь, помассирую, — ответил он, откидываясь назад.

Мужчина протянул Рафаэлю десять долларов и получил препарат.

— Дружище, я сам тебе приготовлю, — сказал Рафаэль.

Он достал из кармана закопченную металлическую пробку. Рафаэль с трудом мог видеть ее. Зелье было превосходным, и он только что приложился к нему, второй раз за вечер. Перед раковинами в туалете стояли четыре удовлетворенных клиента. Двое из них вообразили себя королевскими мушкетерами и теперь фехтовали шестидюймовыми расческами; еще один безучастно разглядывал себя в покрытом слоем грязи зеркале, четвертый непрерывно кивал, стоя у писсуара и не имея сил отойти от него. Появившийся Марио наблюдал за сделкой.

— Слушай, дружок, — сказал он, — ты уже стряпаешь среди бела дня.

— Через минуту закончу, — ответил Рафаэль, поворачиваясь к покупателю, следившему за Марио.

— Сколько ты принимаешь за раз?

— Пятидолларовый пакет, — ответил мужчина.

— Ладно, отсыплю тебе половину. Это настоящий динамит, тебе может понадобиться провожатый.

Мужчина кивнул.

— У меня кончается запас, — сказал Рафаэль.

— Не беспокойся, дружок, у меня еще двадцать пакетиков.

— Потом мы сможем отправиться на авеню Авраама, — предложил Рафаэль. — Там мы тоже сможем кое-что спустить.

Рафаэль затрясся от смеха, и его рука с пробкой задрожала.

— Теперь мы с тобой вроде бизнесменов. Карманы полны капустой. Имеем свое дело. Хулио правильно сказал. Пора кончать с пуэрториканскими замашками. Говорим только по-английски. Выбиваемся в люди. Он обращался с нами, как с грязью, потому что мы этого заслуживали.

— Ты заболтался, — сказал Марио. — Отдай этому парню его долю, и сматываемся отсюда.

Мужчина шагнул к Рафаэлю за своей порцией приготовленного героина. Рафаэль протянул наркотик, но тот выбил его из рук. Рафаэль удивленно поднял глаза.

— Это ты сглупил, действительно сглупил.

Перед его глазами сверкнул металл. Сузившиеся до булавочных головок зрачки Рафаэля опустились на пол, словно в поисках источника этого сияния. Парень продолжал сжимать в руке пробку.

— Хватит, вставай к стене, — сказал мужчина.

— Это что такое, шутка? — спросил Марио, его голос задрожал. Он повернулся к Рафаэлю. — Это все ты со своими дурацкими идеями. Он нас взял. Это легаш.

Рафаэль непонимающим взглядом смотрел на молодого мужчину, которому не могло быть больше двадцати трех лет.