Компиляция. Введение в патологическую антропологию - страница 10

Шрифт
Интервал

стр.

Поэтому ангел полагался на удачу. Благо, ангелам, в отличии от смертных, она улыбается непрестанно. Как правило, за счет самих же смертных. Издержки обладания свободой воли…

Ангел просто болтался между небом и землей, ожидая, когда что-нибудь произойдет. Глазел на то, на се… Обычный зевака. Даром, что ангел.

Тот самый невнятный шепот удачи ангел услышал, пролетая над деловой частью города. Удача бормотала на 57-м этаже стеклянного небоскреба, сверкающего на солнце, как только что облизанный леденец. Запах от небоскреба исходил приторный. Пахло шикарными галстуками, дорогими блядьми и головокружительными деньгами.

Повинуясь призыву удачи, ангел слетел к нужному ряду окон и, определив то из них, от которого смердело деньгами и блядьми резче прочих, прилепился к стеклу. Потом, вспомнив о природной своей бесплотности, проник вовнутрь и обосновался на тяжелой бронзовой люстре.

В помещении находилось двое мужчин. Первый из них вольготно расположился на безразмерном кожаном диване, поглаживая ручного хорька, свернувшегося рядом с ним калачиком.

Второй стоял на почтительном расстоянии, аккурат под люстрой, и, по всему судя, делал доклад:

— …ничего не осталось. Винс, похоже, больше не боец. Головой повредился. Заикается и глазом дергает постоянно. И хихикает все время. Как дурень хихикает. Иногда отключается, скалится, что твой пёс, и будто внутрь себя смотрит. А потом снова хихикает. Жуть.

— Не ссы, Джейк. Это его жуть. До тебя этой жути дела нет. Ты уверен, что все произошло случайно?

— Уверен, сэр. Аналитики по-всякому раскидывали. Вероятность намеренного вмешательства полностью исключена.

— Что с парнем? Нашли?

— Разумеется, сэр!

— Кто таков?

— Обычный панк, сэр.

— Не нравятся мне панки, Джейк. Воняют… Знаешь, Джейк, за что я люблю хорьков? — спросил первый, взял хорька за шкирку и, подняв его на уровень глаз, повернул мордой к себе.

— Нет, сэр! — ответил второй.

— Я люблю хорьков — продолжил первый, пристально разглядывая своего питомца — за то, что вонь этих животных способна спасти им жизнь. Догадываешься, почему так происходит?

— Скажите, сэр!

— А потому, что хорек знает, когда нужно вонять. Все остальное время это на редкость чистоплотный зверь. Никакого неприятного запаха. Вообще — ни-ка-ко-го запаха. Чего не скажешь о нашем приятеле. Этот воняет постоянно. Даже здесь чувствуется. Полагаю, если его не станет, нам это зачтется за добродетель. Как считаешь, Джейк?

— Согласен с Вами, сэр.

— Раз согласен, отправь пару мальцов, пусть его определят. Но только так, чтобы парень перед смертью хорошенько обделался. Проявим великодушие, позволим вонючке напоследок повонять от души. Все, Джейк, ступай.

— Да, сэр, — сказал второй, по-военному четко развернулся и покинул помещение.

Первый бережно опустил хорька обратно на диван, встал, потянулся, хрустнув суставами, и прошел к огромному, во всю стену окну, за которым томно извивался в мареве выхлопных газов большой город.

«Фата моргана, мать ее!» — подумал первый. Затем он посмотрел вниз, на оживленную улицу, по которой туда-сюда сновали курьеры, спешили на ланч мелкие клерки и торговали несуществующими тайм-шерами уличные фармазонщики. На лице первого образовалась брезгливая усмешка.

Ангел отделился от люстры, подплыл к первому и завис рядом с ним. Ангел так же глянул вниз. Ангел не заметил внизу ничего, что могло бы вызвать брезгливость. Ангел пожал плечами и выскользнул во вне.

Начало было положено.

Рабочий дневник

Несколько смешных вещей… Любой конструктивный, с точки зрения человека творческого, процесс основан на паре-связке деструктивных предпосылок. Причем предпосылок этих требуется не столь уж и много. В конечном счете все сводится к двум основным понятиям — чувство и желание. При желании основные чувства можно пересчитать по пальцам. Пальцев двух рук вполне достаточно. С желаниями и того проще. Их всего два. Либо усилить чувство, либо его истребить. Иные особо выдающиеся мыслители идут еще дальше, низводя все человеческое к одной единственной паре-связке. Да и из той норовят сотворить ублюдка-гермафродита. Один печально, но широко известный козлобородый австрийский морфинист ухитрился произвести ползучую революцию в умах современников и потомков, поставив во главу угла необоримый фаллос.


стр.

Похожие книги