Она, конечно, все понимает и со всем готова мириться, но это просто безобразие, когда она приходит с работы усталая, без ног и обнаруживает дома настоящее побоище. Неужели мне трудно себе представить… «Никогда не перебивайте своего клиента. Вы можете пропустить важные моменты. Не теряйте самообладания, сохраняйте терпение!» — взывал ко мне пункт 4. Я попытался. Но, честно скажу, меня до глубины души возмутил тот факт, что Пятница, со своими откровенно кетчуповыми лапами, приплелся ко мне вместе с Юлией и теперь смотрел на меня с видом невинного младенца, который не имеет ко всему к этому ни малейшего отношения.
«Знаешь, дорогая, позволь мне сказать тебе следующее», — собрался было вставить я, чтобы прервать этот несколько затянувшийся односторонний диалог, понимая, разумеется, что делать это нужно крайне осторожно и деликатно, соблюдая правило № 5: «Никогда не показывайте клиенту, что вы знаете больше него. Клиенты этого не любят. Вы сами, наверное, тоже…»
Это верно. Я просто хотел все спокойно объяснить. Но не смог. Я не смог, основываясь на неопровержимых фактах, привести мои тщательно продуманные аргументы и высказать в логической последовательности все соображения, — я так прикинул, что лучше всего будет сказать что-нибудь о «несчастливом стечении обстоятельств», — Юлия тараторила без остановки, не оставляя мне пауз, она перебивала меня без перебоев. Больше всего ее, казалось, занимал один-единственный вопрос, а именно: что я себе при этом думал? Хорошенькое дело! Разве так задают вопросы? Юлия не спрашивала, она восклицала! Мой ответ, похоже, ее нисколько не интересовал. Потому что, как только я открыл рот, она опять подступилась ко мне с тем же вопросом, только теперь он звучал значительно громче:
— Что ты себе при этом думал?
(Примечание: Мне представляется все — таки неверным утверждение, что не бывает глупых вопросов. Может быть, мне нужно было взять и ответить Юлии как есть: Ничего! Ничего я себе не думал! И как я мог вообще о чем-то думать? И о чем мне прикажете думать?) Диалог застопорился. Я пожал плечами и отказался от своего желания хоть что-нибудь сказать. Тем самым я избавил себя от необходимости исполнять инструкцию, содержавшуюся в пункте 6 моей методички: «Смотрите клиенту прямо в глаза». Юлия ушла.
Если я правильно интерпретировал звуки, доносившиеся до меня извне, в настоящий момент она передвигалась в пространстве между кухней и ванной. Туда- сюда, туда-сюда, и специально топает, как будто у нее гири к ногам привязаны, и дверями еще хлопает. Вот вода полилась, судя по всему, набирает в ведро; теперь, кажется, швабру из кладовки достала. Похоже, Юлия приступила к уборке.
Я поднялся и направился в кухню. Но Юлия подставила ведро к самой двери с той стороны, так что мне было ее не открыть. Я только слышал, как она говорила сама с собой. До меня долетали отдельные фразы, что-то вроде «Нет уж, дружок, я тебе не позволю надо мной измываться!», «Я тебе покажу, ты у меня увидишь!..».
Что я должен увидеть?
(Правило № 7: «Старайтесь до конца разобраться в том, что имеет в виду клиент, если он свои замечания формулирует недостаточно ясно. Не оставляйте не проясненных вопросов!»)
— Юлия! Прошу тебя…
Я стоял как последний идиот перед закрытой дверью, и мое настроение постепенно все-таки упало до нуля. Даже самый отпетый преступник имеет право на защиту. Последнее слово, по всем законам, всегда предоставляется обвиняемому. Юлия, мы ведь все-таки живем в правовом государстве! Или нет?! Я не понимаю, почему в семейной ссоре нельзя придерживаться хотя бы процессуальных норм, принятых в уголовном процессе?
Стоит ли мне говорить о том, что, пока мы выясняли отношения, пункт 8, советовавший «быть вежливым, но при этом твердо стоять на своих позициях», окончательно утратил для меня свою актуальность. Этот совет мог вызвать у меня теперь только горькую усмешку. Объяснение моей позиции, хоть вежливое, хоть невежливое, никого не интересовало.
Вот почему я твердым шагом прошел к себе в комнату отдыха и досуга. Про себя решил, что буду лучше радоваться предстоящей выездной работе.
