Švejk byl propuštěn na svobodu. Sedával v malém výčepu naproti kasárnám, odkud ho kdysi vyhnali. A pozdě v noci viděli opozdih chodci plížit se kolem kasáren tajemnou postavu, která s výkřikem: «Já chci sloužit císaři pánu až do roztrhání těla» dala se na útěk a zmizela v temnu.
И отправили Швейка куда глаза глядят. Посидел он какое-то время в маленькой пивной напротив казармы, но и оттуда его в конце концов выгнали. Уже ночью запоздалые прохожие видели кравшуюся вдоль казарменной стены фигуру, которая с криком: «Я хочу служить государю императору до последней капли крови», — кинулась наутек и исчезла во тьме.
То byl bývalý dobrý voják Švejk. Jednou v zimě našli ho u kasáren к ránu ležet na chodníku. Vedle něho ležela prázdná láhev s etiketou Císařův čertův liker a Švejk, leze na sněhu, neohroženě si zpíval, což z dálky vypadalo jako volání o pomoc a chvílemi jako válečný řev Indiánů Sioux:
Это был бравый солдат Швейк. В один морозный день рано утром обнаружился он лежащим на тротуаре у казармы. Возле него валялась пустая бутылка с надписью «Императорский чертов ликер», а сам Швейк, раскинувшись на снегу, не умолкая пел, и песня его то походила на зов на помощь, то на воинственный рев индейцев сиу:
«Byla bitva byla, tám u Solferina,
teklo tam krve moc, krve pod kolena
a na fůry masa, vždyť se tam sekala
osmnáctá chasa, hop, hop, hop.
Osmnáctá chaso, neboj tý se nouze,
vždyť za tebou vezou peníze na voze.
Peníze na voze a mináž v kočáře…»
— Была, была там Битва, там у Сольферино
Крови было много, по грудь да по колена
И мяса, что изрублено там, целые фургоны,
Хоп, оп, оп хорошенько дралась наша восемнадцатая.
Восемнадцатая рота горюшка не ведает.
Потому что воз с деньгами за нею следует.
Денежки в повозке, а снедь в тарантасе…
“Kerejpak regiment tohlecto dokáže,” řval Švejk do ranního ticha činžáků, váleje se labužnicky ve sněhu na chodníku».
— Кого ни спросите, полк любой согласен, — летел рев Швейка в тихие утренние квартиры по соседству, в то время как сам он с удовольствием валялся на снегу тротуара.
Od té doby datuje se jeho revmatismus.
C той поры и завелся у него ревматизм.
Надо заметить, что в букете заболеваний, которые мучили и самого Гашека, ревматизм, именно такого свойства как у Швейка, с отекающими коленями, занимал одно из первых мест. Гашковеды считают, что малоприятный недуг автор «Швейка» подхватил таким же образом, как и его герой, из-за многочисленных ночевок на открытом воздухе во время своих бесконечных юношеских скитаний по Австро-Венгрии.
и в настоящий момент растирал себе колени оподельдоком.
Оподельдок (камфорная мазь) – средство для снятия боли в суставах, популярное и по сей день. Вот состав с этикетки свежей баночки, производство фирмы Эдвина Озимека, Прага, Йесениоваул., 110. Входят: Aqua Isopropyl Alcohol, Camphor, Sodium Acrylate, Sodium Acryloyldiemethyl Tuarate Copolymer, Paraffinum Liquidum, Trideceth-6, Sodium Stearate, Lavandula Angustifolia, Rosmarinus Officinails.
В повести очередной приступ ревматизма застает сапожника Швейка чуть раньше, сразу после объявления войны и мобилизации. Разница лишь в том, что растирает ноги не сам больной, а его ученик, Богуслав, и не камфорной, а ихтиоловой мазью.
Když roznesly se zprávy о mobilizaci, mazal mu právě učedník Bohuslav nohy ichtyolovou mastí.
Когда принесли слух о мобилизации, ученик Богуслав мазал ему ноги ихтиоловой мазью.
— Какого Фердинанда, пани Мюллерова? — спросил Швейк, не переставая массировать колени. — Я знаю двух Фердинандов. Один служил у фармацевта Пруши и выпил у него как-то раз по ошибке бутылку жидкости для рощения волос, а еще есть Фердинанд Кокошка, тот, что собирает собачье дерьмо. Обоих ни чуточки не жалко.
Кокошка (Kokoška) и Пруша (Průša) – подлинные фамилии владельцев пражских аптек, в которых, сначала у первого хозяина (Na Perštýně), а затем у второго (lylově náměstí) юный Ярослав Гашек служил сразу после исключения из гимназии. Фармацевта Кокошку в реальной жизни так и звали Фердинанд, и отношения с ним у молодого Гашека, как легко догадаться, не сложились. Вновь упоминается в ч. 2, гл. 5, с. 456.
