Летающая платформа неспешно лавировала по коридорам базы, иногда сигналя и попискивая – предупреждая о своем присутствии или требуя освободить полосу движения.
На нас косились. Персонала в коридорах хватало – научники, военные и прочий непонятный люд. Заемные знания пасовали – виды форм, нашивок и погон сливались в пестрый хоровод. Хрен я отличу униформу местного техника-ассенизатора от пилотского комбинезона. Как и попавший к нам – хрен поймет, где генерал, а где швейцар у дверей ресторана…
Помимо остальных забот, крепко напрягало то, что все встречные были женского пола. Разного возраста, разной степени изношенности и мужиковатости – но бабы! И на мою распятую тушку косились столь жадно, что мне становилось откровенно стремно. Я чувствовал себя словно девственница, которую ведут обнаженной сквозь расположение первого грузинского горно-пехотного полка.
Где все мужики?! Алё?!
Свою тележку я уже не только опасался и ненавидел, но где-то даже полюбил. Трижды ей пришлось прикрывать мое бренное тело направленными пологами силовых полей, а однажды, при встрече с группой особо борзых воительниц, грозно рявкнуть сиреной и хлестнуть по наглым рукам дугой разрядника.
Медицинский блок опознавался легко. Красный крест и змея, лакающая спирт из рюмки, однозначно идентифицировали очередной сектор базы. Кто бы мог подумать, что эмблема российских медиков сохранится через века?!
Тележка на секунду замерла, опознаваясь перед камерами систем безопасности. Шустрый обмен кодами доступа и массивная дверь отъехала в сторону, а настороженная турель под потолком перевела спарку стволов на более приоритетную цель.
Мелькание дверей, перезвон снующих туда-сюда платформ и прочей роботизированной нечисти. Ленивая суета персонала. Тут на меня внимания не обращают. Видать девчата-медики видят мужиков почаще чем двухметровые пехотинцы накачанные синтетическими гормонами по самые брови.
Колонна притормаживает перед табличкой «Зал модернизации N1», игнорирует зло полыхающий маркер: «Не входить! Идет операция!», пробивает голубоватый защитный полог и влетает вовнутрь.
К тому моменту мне уже стало откровенно хреново – четко отмеренная доза анестезии прекращала свой чудотворный эффект. Изломанное тело жаловалось на боль разморозившимся нервам, а те услужливо передавали просьбы в мозг.
Сквозь полуобморочную завесу пробился раздраженный голос:
— Какого черта ты притащила сюда это мясо?! Базовую имплантацию проводит ваш тупоголовый ИИ! Не мешайте творить истинно разумному!
Мужской голос! Оторвавшись от широкой палитры внутренних ощущений, я открыл глаза и мутным взглядом нащупал говорившего. Так и есть – мужик. Сухонький, лет пятидесяти, такой себе нервный пенсионер профессорского вида. За его спиной сверкал огнями прозрачный саркофаг с полуразобранным телом человека. Пол не определить – лицо аккуратно срезано и завернуто куда-то к затылку. Над открытой взгляду плотью шустро перебирали тонкими пальцами автоматические манипуляторы, то и дело вспыхивали спицы лазерного скальпеля, 3Д принтер заботливо наносил армирующую сетку металлического покрытия на обнаженные ребра.
Сопровождающая нас воительница безразлично пожала плечами.
— Приказ Корнелии Прайм. Установка двух офицерских имплантов – пилотского и мастер-оружейника. Плюс – дополнительные модули, повышающие шансы на положительную реабилитацию объектов.
Мне показалось, или в её голосе проскочили завистливые нотки?
— Даже так? – Док заинтересованно склонил голову и соизволил подняться из-за операторского пульта.
Подойдя к тележке, он смахнул с висящего в воздухе экрана какую-то пиктограмму и развернул ее уже на своем планшете. Бледное лицо затворника озарилось нехорошей улыбкой:
— «…максимальный приоритет на выживание…» – во как! Когда уже Корнелия научится правильно формулировать приказы? Как была сержантом из «тяжей», так ей и осталась… Я ведь под это дело могу пересадить их мозги в планетарный узел обороны – будут пахать на сто четыре процента, обсчитывая орбиты околоземного мусора и таблицы стрельбы для артиллерии вспомогательного калибра… Но ведь живые!
