Софья. Мне кажется, княгиня, что автор хотел осмеять одних кокеток...
Княгиня. То есть тех, которые желают нравиться не одному, а многим. Признайся же, милая, что в этом смысле мы все немного кокетки.
Софья. Все! В этом я не согласна.
Княгиня. Да, все, не исключая и тебя, с тою только разницею, что одни употребляют для этого способы совершенно невинные, а другие позабывают все приличности и жертвуют всем, — добрым именем, мнением света и даже спокойствием, для того чтоб вскружить голову мужчине, к которому они ничего не чувствуют.
Софья. Поэтому вы находите, что характер кокетки…
Княгиня. Изображен с таким совершенством, что всякая женщина должна хоть немного в нем себя узнать.
Софья. Как хотите, княгиня, а я первая не нахожу в нем никакого сходства с собой.
Даша(княгине). Позвольте вас спросить, сударыня, что это за чудная комедия, об ней только и говорят, все ее ругают. Вы называете ее несносною, а тетушка ваша графиня лишь только об ней вспомнит, то и начнется истерика; князь Тюльпанов, который приехал сегодня чем свет на нашу дачу, только и делает, что бранит комедию, сочинителя и даже тех, которым она нравится.
Княгиня. О! что касается до князя и тетушки, то они имеют полное право на нее гневаться. Столетний волокита и неутомимая бостонистка[4] как будто на заказ с них списаны.
Софья. Я не понимаю, отчего видите вы везде сходство, которого я никак не могу приметить.
Княгиня. Скажи лучше, что не хочешь. Знаешь ли, ma chere, что мне всего досаднее, для чего я не автор.
Софья. Вот странное желание!
Княгиня. Как приметно, что сочиняют мужчины, что партер наполнен мужчинами; везде нападают на бедных женщин и всегда с восхищением аплодируют каждому острому словцу, сказанному насчет нашего пола.
Софья. Ну, что же, если бы вы были сочинителем?
Княгиня. Что! О, я отомстила бы мужчинам, я доказала бы им, что они гораздо более нас заслуживают быть выведены на сцену, что в десяти женщинах едва ли есть одна кокетка, когда в таком же числе мужчин, верно, нет ни одного, который бы пропустил случай обмануть неопытную женщину или хвалить ее в глаза, а заочно над ней смеяться.
Софья. Неужели мужчины так злы?
Княгиня. Ты их еще не знаешь, милая! (Задумывается) Да! да! прекрасно, чего же лучше, попросим Эрастова, он сочинитель и, верно, не откажется быть нашим защитником или, лучше сказать, мстителем всего пола нашего.
Даша. О, верно не откажется, сударыня! Я еще не видала такого охотника писать; когда вы слушать его не хотите, то он поймает меня, да уж читает, читает, так что раза два успеешь выспаться.
Софья. Вы думаете, что комедию так легко написать.
Княгиня. Конечно трудно; да как же иначе отомстить мужчинам. Название уж готово, — пускай напишет он, вместо урока кокеткам, урок ветреникам; в оригиналах он, кажется, не будет иметь недостатка.
Софья. Вы не шутя намерены просить его?
Княгиня. Напротив, очень серьезно. Я хочу, чтоб он вывел на сцену молодого ветреника, который боготворит каждую женщину и не любит никого, клянется в постоянстве поутру одной, а ввечеру другой, любит одного себя, хвалит одного себя, считает умным одного себя и смеется над всеми, выключая тех, которые ему подражают или которым он сам подражать старается.
Софья. Вы пугаете меня, княгиня. Неужели есть между мужчинами...
Княгиня. Такие любезные, милые ветреники? О, чрезвычайно много. Вот, например, один молодой человек, — ты знаешь его, очень знаешь, — как две капли воды похож на мое изображение, и Эрастов, если будет писать нашу комедию, не найдет, верно, лучшего оригинала для роли своего ветреника.
Софья. Кто же? Я, право, не знаю!
Княгиня. Бедненькая! и ты не можешь отгадать. Племянник князя Тюльпанова.
Софья. Граф Фольгин?
Княгиня. Точно.
Софья. Вы шутите. Он ветрен, это правда: но не способен быть обманщиком.
Княгиня. Ты это думаешь?
Софья. Он искренно меня любит.
Княгиня. Искренно любит — граф Фольгин! ха, ха, ха! Ах! ma chere, очень видно, что ты еще не жила в свете.
Софья. Почему ж кажется вам это невероятным? Я не имею никакой причины сомневаться в его искренности.
Княгиня. О, конечно! Странно только, что граф, несмотря на свою искреннюю любовь к тебе, старается меня уверить в том же; делает куры тетушке и волочится даже...