— Поеду для выяснения сам! — заявил Деткин.
— Только не это! Вы не вправе рисковать! — категорически запротестовал Грен.
— Пошлите меня, товарищ комбриг, — выступил вперед Катаев.
— Хорошо, поедем вместе. Подберите десять-пятнадцать лучших бойцов. Товарищ Грен, останетесь за меня. Если мы не вернемся к двенадцати ноль-ноль завтрашнего дня, действуйте согласно обстановке.
До выезда оставалось еще два часа. Павел Иванович вышел из штаба и как-то незаметно для себя повернул в сторону лазарета. Возле знакомого дома с палисадником он присел на скамейку и задумался. Он даже не слышал, как рядом оказалась Софья.
— Что с вами, товарищ комбриг? Вы чем-то взволнованы?
Деткин сдержанно кашлянул, почувствовав неожиданную сухость в горле.
— Вот видите, Софья Иосифовна, обещал я заглядывать в лазарет почаще, а оказался здесь даже раньше, чем думал. Уезжаю я, а к кому — сам не знаю. Вернусь ли — тоже не знаю.
— Как же так? — встрепенулась сестра.
— Обстановка заставляет.
— Паша!
Деткин даже вздрогнул от такого неожиданного и давно забытого обращения, но, взглянув на Софью, понял, как много невысказанного было за одним-единственным словом.
— Что же, сейчас и я могу говорить не как командир. Я очень хотел бы остаться. Посидеть, помечтать… С вами хорошо. Но я должен ехать. Только теперь уж я обязательно вернусь!
Утром 12 сентября шестая рота 1-го Бирского полка начала продвигаться в направлении Тюйное Озеро — Аскино. Рота имела приказ командира полка Ф. К. Воробьева занять эти населенные пункты и задержать продвижение неизвестных отрядов, а в случае большого превосходства попытаться хотя бы установить их численность. Едва рота вступила в Тюйное Озеро, как впереди на дороге показалась конная сотня с развернутыми красными знаменами. Вся обстановка заставляла предполагать тонко задуманную белогвардейскую провокацию. Рота приготовилась к бою. Вскоре от сотни отделились несколько конников с белым флагом. Бойцы обстреляли их. Тогда сотня развернулась и пошла в атаку. Оказавшийся под угрозой полувзвод из пятнадцати бойцов начал отходить, но лихие конники быстро догнали красноармейцев и окружили. Правда, казаки выглядели не вполне по-боевому. Их сабли оставались в ножнах, а пики — у ноги. Рослый конник наметанным взглядом определил среди красноармейцев полувзводного и, назвавшись помощником начальника штаба Троицкого отряда Русяевым, протянул свои документы. Полувзводный недоверчиво прочитал их и сказал:
— Этим бумагам я верить не могу. Вы предъявили мандат, подписанный каким-то главкомом Блюхером. У нас на всю Красную Армию один главком, а тут еще какой-то появился.
— Да мы же партизаны, — взволнованно возразил Русяев. — Поэтому у нас и свой главком.
— Ладно, — продолжал полувзводный, — допустим, что у вас свой главком. А почему на мандате нет подписи члена реввоенсовета или военкома?
Этот вопрос смутил Русяева. Он не знал о существовании военных советов в Красной Армии. Видя, что договориться с пленниками трудно, Русяев предложил, чтобы его самого с четырьмя бойцами взяли в плен и отвезли в ближайший штаб. Командир батальона Улыбин, к которому доставили блюхеровцев, оказался тоже не из доверчивых. Он позвонил командиру полка Воробьеву и сообщил, что в плен сдались пять хорошо вооруженных людей подозрительного вида. Они-де представители красных партизан, идущих на Кунгур, но кто их знает…
Такой новости Воробьев не ожидал. Опасаясь провокации, как и его подчиненные, он потребовал, чтобы Русяев представил штабу бригады официальный рапорт.
Взяв лист бумаги, посланец Блюхера тут же стал писать: «Довожу до вашего сведения, что по тракту через село Аскино идут красные отряды, состоящие из Троицкого, Верхне-Уральского, Богоявленского, Архангельского и Уральского отрядов. Главкомом всех отрядов является Василий Константинович Блюхер, посланный в мае под Оренбург с Уральским полком. Предлагаю вам установить с нами телефонную связь, для чего исправьте на всем протяжении телефонную линию. Сообщите, имеете ли связь с центром и можно ли переговорить по телеграфу и откуда? Обо всем сообщите немедленно. Помощник начальника штаба Троицкого отряда Русяев».
